Ознакомительная версия. Доступно 20 страниц из 97
– Не твои ли братья, Хельд, не так давно вещали, что Погань – дыхание Единого? – попытался рассмеяться Рин. – Ничего не скажу о Гнили, но, судя по запаху, без того Единого, что вы себе выдумали, и там не обошлось!
– Не святотатствуй! – кротко укорил Олфейна Хельд. – Не унижай смысл слова насмешкой над буквой его. Пастырь духовный лечит дух каждого из стада своего, так что тебе до инструмента целительства его, если дух излеченного будет здоров?
– Так, может, и займемся духом? – скривил губы Рин и снова дернулся в путах. – Что-то мне инструмент твой, Хельд, не кажется духовным!
– Телесное и духовное суть как песочные часы, – пожал плечами настоятель. – Одно перетекает в другое, но, освобождая первое, даешь волю и второму. Да и как добраться до духа того, кто закрыл глаза свои, заткнул уши свои, заткнул нос свой? Только через тело его!
– А что ты будешь делать со мной, если воинство Скамы не возьмет город? – напрягся Рин. – Или в первый раз скамы пытаются взять стены Айсы? Я слышал, что некогда городской холм был выше над степью на локоть, но пепел глупцов, идущих на приступ, постепенно засыпал его подошву и разбежался в стороны!
– Они возьмут город, – пожал плечами Хельд. – Не мне судить тех, кто сражался с нечестивыми защитниками Айсы в прошлом, но теперь все будет иначе. Та сила, которая была отдана Айсе, взята и Скамой. Тысячи ее воинов приняли неистовство Погани на свои запястья. И теперь неистовство их обратится против неистовства Айсы. Мне жаль детей Скамы, но неизбежность жертвы есть оправдание ее.
– Так чего же вы хотите от меня? – вскричал Рин.
– Главного, – наклонился над ним Хельд. – Теперь не перебивай меня, потому что дальше с тобой говорить будет брат мой, и хотя язык его вырван во славу Единого, речь его остра. Слушай меня, пока уши твои не оглушены твоим криком. Мы у самого дна Айсы. Ниже ничего нет, там продолжается камень, но попытки углубиться в него безрезультатны, потому что пепел заполняет выбитые ходы. Он повсюду, он словно вода, ради которой роются колодцы. Но разве кто-то испытывает жажду, которую следует утолять пеплом? Этот город проклят, и проклятие будет обращено на каждого, кто дышит ее ветром. Но даже проклятые способны выполнять волю Единого, даже проклятые способны служить ему, как служат камни разбитых крепостей булыжниками в дорогах и мостовых новых городов. Там над нашими головами пробиты штольни, в которых подобно инею на сводах крепостных стен, растет лед. Тот самый лед, те самые кристаллы, что или выступают от близости Погани, или приманивают ее. Те самые кристаллы, что наполняют сундуки богачей Айсы золотом! Те самые, которые искушают магов и колдунов от Погани до мыса Ветров и отталкивают обращенных от Храма! Но не это страшно, а то, что многие храмовники обращают взор свой к магическому льду и ради привлечения и обращения паствы готовы использовать чудесные свойства его, не думая о том, что исторгнутое мерзостью мерзостью и является, несмотря на весь соблазн его!
– Вы хотите уничтожить лед? – не понял Рин, морщась от близости отвратительного лица. – Но тогда будет уничтожена и Айса! А что, если преступив пределы вольного города, Погань ринется к западному пределу земель?
– Мы не хотим уничтожать Айсу, – хихикнул Хельд. – И мы не хотим расширения Погани. Ее и так достаточно. Она нужна, парень, она словно предостережение! Ты не представляешь, как эта самая Погань служит Храму! Думаешь, прихожанам Храма нужны чудеса и свидетельства славы его? Нет! Им нужно свидетельство его гнева. И вот оно – от Айсы и до восточных пределов! Погань рождает страх, а страх рождает чуткость и готовность!
– Готовность к чему? – прошептал Рин.
– К тому, что нужно, – ответил Хельд. – Ты должен отдать мне ключ. Я знаю, что многие искали его. Я знаю, что безумец Фейр даже хотел разобрать Водяную башню, чтобы добраться до источника магии. Но что источник без того, кто способен испить из него? Что такое стальной сундук без ключа? Что такое сила без головы, которая способна направить ее? Отдай ключ, и все останется так, как было. Да, кто-то из жителей Айсы погибнет, кто-то перестанет купаться в золоте, но город станет частью Скамы, Храм возвысится, и даже язычники обратятся к его величию! Все во славу Единого! Все должно служить ему! И Погань, и кристаллы Айсы, и каждый, кто способен склонить голову перед Единым, должен склонить ее.
– Тяжеловато склонить голову, будучи притянутым к столу, – прохрипел Рин.
– Потерпи, – улыбнулся Хельд и крикну в темноту: – Урих!
Раздались шаги, и Рин увидел худого парнишку с открытыми, но невидящими глазами.
– Посмотри на него, – скривился в усмешке Хельд. – Посмотри на брата моего Уриха, Олфейн. Разве не твоя опекунша лишила его зрения? На неделю, сказала она? Даже на минуту никто не должен лишать зрения, потому что дано оно Единым и отбирается тоже им!
– А то, что вы удумали, тоже согласовано с Единым? – выкрикнул Рин.
– Мы суть клинки его, – прошипел Хельд. – Готовься, брат немой. Возьми нож. Готовься, брат Урих. Возьми за левую руку Рина Олфейна. Слушай меня, последний из рода Олфейнов, последний хранитель ключа, именуемого «печатью льда». Я знаю, что он хранится в тебе. Сейчас мы начнем резать тебя на части. Знаешь, я так соскучился по свежей крови! А если это делать осторожно, то отрезанные члены не успевают обращаться в пепел. Но рано или поздно мы либо найдем ключ в твоем пепле, либо он перейдет к самому невинному из нас, к несчастному Уриху, либо ты отдашь его сам!
– У меня нет ключа! – выкрикнул Рин.
– Начинай, брат немой, – приказал Хельд, и нож коснулся груди Олфейна. Боль пронзила его тело. Но в тот же самый миг наставник задохнулся от приступа кашля и закричал в ужасе: – Стой!
– Не нравится? – зарычал Рин, на груди которого вспухла алая лента.
– Ничего, – прохрипел Хельд. – Твоя опекунша сильна, но тем страшнее будет ее смерть! Я перенесу боль. Она не страшнее железа, что истязает мое тело. Просто немой все будет делать медленно. По чуть-чуть. С перерывами, чтобы я мог откашляться и отдышаться. Начинай, брат мой!..
И пытка началась.
Джейса пришла в себя за воротами Водяной башни. Она забилась в самый дальний угол и уже не помнила, сколько просидела в темноте, не чувствовала запаха отхожего места, которым служил закоулок древнего сооружения, не чувствовала боли в затекших ногах и холода, скрючившего пальцы.
Стояла ночь. Девушка выползла из угла и негромко заплакала. Слезы текли по щекам ручьем, но, принося облегчение раскалывающейся от боли голове, накапливали боль в сердце. В проездном дворе дул ветер. Джейса поежилась и выбралась к началу Медной улицы. Тусклые пятна фонарей показались ей вытянутыми до Северной башни бусами из желтого теплого камня, что продавали в своих лавках тарсы, но она пошла по Дровяной улице. Пошла в сторону Храма, потому что идти ей было больше некуда, и даже удар колокола, который догнал ее на полпути, заставил лишь ускорить шаг.
– Стой, – послышалось из темноты, когда громада Храма спрятала половину луны и часть по-праздничному усыпанного звездами неба.
Ознакомительная версия. Доступно 20 страниц из 97
