Итак.
Экономика — деньги есть: на год-полтора хватит. Хватит и на машину, если потребуется (а как же без машины, особенно если ребёнок родится, вот только родится ли?)
Работа в Боровичах — туманно. Но надо уточнить у Лены. Поговорить с Климовым насчет участия в НИР — за деньги, естественно. С заказными диссертациями покончить: исписался, всё — баста!
Жильё в Боровичах — туманно. Скорее всего, придётся снимать.
Родные, друзья, коллеги — расставание (а где и разрыв) может быть болезненным. Кто захочет — поймёт. Никого не обидеть. Максимально щадяще обойтись с родителями.
И, наконец, главное: захочет ли этого Лена? Для прояснения этого главного вопроса Шажков решительно достал мобильник.
Лена будто ждала его звонка и этого разговора. Она тоже времени не теряла: поговорила с отцом, и выяснилось, что для Валентина может найтись невысокое поначалу место в городской администрации с перспективой карьерного роста (слово «карьера» в этом контексте не резануло слух Шажкова, как можно было ожидать). Это вселило надежду и разбудило в Валентине острый интерес к будущему. Поговорив с Леной, Валя понял, что решение принято. Он готов.
6
Профессор Климов сидел за столом и молча смотрел на Шажкова.
— Сложный ты человек, Валя, — наконец сказал он.
Валентин молчал, так как сказать ему было нечего.
— Сложность — это не комплимент, — предостерегающе подняв палец, продолжал Климов (Валентин не спорил), — сложность в данном случае — синоним ненадёжности.
— Я до сих пор никого никогда не подводил, — не мог не возразить Валя.
— До сих пор — нет, — согласился Климов, — зато сейчас готов подвести на полную катушку. В зачёт всего хорошего, что было, так?
— Я организую себе подмену.
— Да не в подмене дело. А кто, кстати, тебя сможет, а главное, захочет подменить?
— Настя Колоненко. Я с ней говорил.
— Настя! Ей до тебя ещё вырасти надо.
— Вот и вырастет. Она способная и мотивированная. А курс лекций у меня готов. Контрольные и практические работы изданы. И помогать я ей буду.
— Вот этого не надо. Умерла так умерла, как в том анекдоте. Без тебя справимся.
— Хорошо.
— А я под тебя НИР взял денежный, как раз по твоей теме. Клиенты, опять-таки, ломятся на защиту — чиновники как с цепи сорвались, без кандидатских степеней грабить народ уже не могут.
— Арсений Ильич! Я не буду больше писать диссертации. Всё — иссяк. А по договорам работать буду, если позволите. Здесь не подведу.
— Ну да, что хочу делать — то буду, чего не хочу — того не буду. А чёрную работу кто делать будет? Да и как тебе вообще верить после этого?
— Проверьте.
— Значит так, — наконец сказал Климов, — иди-ка ты, Валентин Иванович, погуляй и подумай. Потом придёшь и скажешь, что решил. Мои условия таковы: уходишь — пиши заявление по собственному желанию. Никаких четверть-ставок, приходящих доцентов, работы по договорам и прочего не будет. Буду искать тебе полноценную замену и найду, можешь не сомневаться. Всё понятно?
— Так точно, — отчеканил в ответ Валентин.
— Давай, — поморщившись, махнул рукой Климов, — рекомендую передумать. Тогда этого разговора не было, а предложения интересные у меня для тебя будут. Всё, иди, иди.
Профессор Климов выпроводил Шажкова из кабинета и собственными руками закрыл за ним дверь. Валентин в расстройстве вошёл в преподавательскую и сел за свой стол. Перед ним не было привычного ноутбука, и чтобы занять руки, он взял с соседнего стола чей-то курсовик и стал просматривать, автоматически подмечая ошибки. Мимо пару раз проходила Настя Колоненко, заходил профессор Хачатуров, Шажков же сидел в глубоком раздумье и ни на что не реагировал. Через некоторое время вошёл Рома Охлобыстин и присел на край стола напротив Шажкова.
— Ты чего там отчебучил? — после почти минутного молчания спросил он. — Шеф в слезах, рычит как раненный буйвол.
— В слезах? — удивлённо посмотрел на него Валентин.
— Настя сказала, сам не видел, — уклончиво ответил Рома, — но рёв слышал. Что случилось-то?
«Так и рождаются сплетни, — с интересом подумалось Шажкову, — заведующий кафедрой политологии, заслуженный деятель науки Российской Федерации роняет слёзу на ботинок, узнав о том, что увольняется скромный доцент. Расскажешь сейчас Охлобыстину, что произошло, так к вечеру весь факультет будет знать. Хотя ладно… Всё равно».
— Валя, ты здоров? — услышал он голос Охлобыстина, в котором звучала нотка тревоги, очень экзотичная для Ромы.
— Я увольняюсь, — ответил Валентин и, предупреждая следующий вопрос, добавил: — Перехожу на практическую работу в стольном городе Боровичи.
Роман помолчал немного, потом сказал:
— Ты знаешь, Валя, а я почему-то ждал от тебя чего-то такого.
— Я сам от себя не ждал, — чуть ли не уязвлённо ответил Шажков, — а ты, стало быть, ждал?
— Во всяком случае, ты меня не удивил.
— Ну хоть ты понял.
— Я — понял. Свободу любишь, да?
— Причём здесь свобода? Обстоятельства вынуждают. Да и надоело всё, честно говоря.
— Я и говорю — на свободу захотелось. А то, что за свободу нужно платить, ты знаешь?
— Слыхал.
— Готов?
— Готов.
— Не мне тебя учить, но скажу: это в тебе говорит идиотский идеализм, свойственный русской псевдоинтеллигенции..
— Мне недавно уже говорили об этом, — прервал Охлобыстина Валентин, вспомнив прощание с Совушкой, — только про «псевдо» не упоминали.
— Псевдо, псевдо, — подтвердил Роман и продолжал: — Тебя хватит от силы на полтора года, нет — на год, и ты вернешься, но уже в другую реальность. Тебе здесь кто-то даже будет рад, но твое место будет занято, многие воспримут твой уход как предательство и не забудут, не простят тебе этого. И что? Всё сначала? А ведь будет семья (ты ведь едешь создавать семью, как я понял?), детишки, им учиться надо — музыке, тому-сему. Чтобы это обеспечить, нужен статус, деньги и так далее.
— Рома, не бей по больному, — миролюбиво отозвался Шажков, — сам знаю, что сложно. Но буду бороться.
— Бороться? Ты что, не знаешь нашей системы? Без прописки (извини, регистрации) или с временной пропиской тебе найти приличную работу будет сложно. Да и есть ли в этих Боровичах хоть какая-нибудь работа? Ты узнавал? Тогда уж в Сибирь надо ехать, а не в депрессивную Новгородскую область. В Сибири хоть углеводороды добывают.
— Предлагают устроиться в администрацию, мелким клерком для начала.
— Там что, своих бездельников мало? Своей мафии нет?
