Ознакомительная версия. Доступно 21 страниц из 103
97 Jerzy Ochmański, цит. соч.
98 Feliks Dzierżyński, Autobiografia, цит. соч.
99 Там же. На первой полосе первого номера «Ковенского Рабочего» было напечатано воззвание Ко всем ковенским рабочим. Его отличал характерный стиль – молодого, горячего пера, но знающего, кто должен быть адресатом текста. Далее шли четыре статьи. Не обошлось без стилистических огрехов и языковых несуразностей, вызванных очень юным возрастом автора – но для получения соответствующего эффекта не это было главным.
100 Jerzy Ochmański, цит. соч.
101 Некий Михаил Римас, рабочий с фабрики Тильманса, доносил полиции, как агитировал Дзержинский. Когда Римас вышел за проходную, тот подошел к нему и, попросив закурить, завязал разговор. Представился ему мудрой фамилией, именем Якуб, по профессии переплетчик. Спросил, почему они так поздно уходят с работы. Через несколько дней они встретились вновь и Якуб пригласил его выпить пива, а потом проводил до дома. Он попросил, чтобы Римас подыскал ему работу у Тильманса, и периодически приходил узнать, что слышно по этому поводу, но когда Римас нашел ему работу, Якуб отказался, сказав, что на фабрике «вредный для здоровья воздух». Зато при каждой встрече он говорил, что надо организовать забастовку и заставить хозяина повысить зарплату. Он предлагал организовать забастовочную кассу, из которой рабочие будут получать деньги, и утверждал, что работяги дадут пример крестьянам, которые, узнав, что народ бунтует, сами начнут шевелиться – а потом можно будет создать республику, как в Соединенных Штатах Америки. Вслед за: Jerzy Ochmański, цит. соч.
102 Jerzy Ochmański, цит. соч.
103 Самый серьезный конфликт между фракциями происходит в 1898 году. В марте должен состояться I съезд Российской социал-демократической рабочей партии (РСДРП). Левая фракция ЛСДП добивается участия в нем, а правая решительно против. В результате никто в Минск в качестве делегации не поехал. В это время Феликс Дзержинский находится в Ковно, с июля в городской тюрьме. Из-за решетки он пишет письмо Домашевичу: он возмущен, что литовские социал-демократы не поехали на съезд.
104 На национальном вопросе проблемы партии не заканчиваются. Начинается острый конфликт между рабочими и интеллигенцией. Вот как об этом пишет Феликс: «В то время среди рабочих нашей организации шла борьба между интеллигенцией и самыми выдающимися рабочими, которые требовали от интеллигентов, чтобы те их научили, дали знания и т. д., а не лезли в массы и не совались не в свои дела (…) Рабочие, члены кружков [агитаторы] старались не допустить руководителей к массам, не давали им связь» (Feliks Dzierżyński, Autobiografia, цит. сон). Моравский о той же проблеме: «Масса погнала агитаторов, так как чувствовала себя еще больше пострадавшей от них из-за интеллигенции, так как простые рабочие вообще не получили от интеллигентов никаких уроков» (Jerzy Ochmadski, цит. соч.). Таким образом, лопнул прекрасный девиз интеллигентов: «Ты должник, большой должник трудящегося народа», в котором над этосом был еще и религиозный фактор. Потому что рабочий Бога имел в костеле. От интеллигента он ожидал дармовых уроков. А тот же интеллигент, спустя годы претворяя в жизнь лозунги социализма, похоронит надежды рабочего на счастливый мир под властью пролетарской диктатуры.
105 Aleksander Chackiewicz, Feliks Dzierżyński. Studium biograficzne, Książka i Wiedza, Warszawa 1968.
V. Первая любовь. Первая ссылка.
106 Bohdan Cywmski, Rodowody niepokornych, Świat Książki, Warszawa 1996.
107 Наряду с виселицей и расстрельным взводом революционеров поджидал еще один враг: туберкулез, который незаметно подкрадывался в сырых камерах, убивая самым негероическим способом. Иногда он оказывался лучшим союзником властей. Так в Шлиссельбургской крепости после шести лет мучений умер Людвик Варыньский – польский Че Гевара. Так Бенито Муссолини избавился от Антонио Грамши, известного итальянского коммуниста. Так мог умереть и Феликс Дзержинский, который унаследовал от отца склонность к этому смертельному заболеванию. Но такой оборот его не страшил. Анджей Гульбинович вспоминает, что как-то попросил Феликса, чтобы тот поберег себя, на что услышал: «Здоровье у меня неважное, врачи сказали, что у меня хронический бронхит и сердечная недостаточность, жить осталось не более 7 лет, и эти семь лет я хочу с наибольшей пользой использовать для рабочего дела» (Towarzysz Józef. Wspomnienia о Feliksie Dzierżyńskim, Książka i Wiedza, Warszawa 1977).
108 Feliks Dzierżyński, Listy do siostry Aldony poprzedzone wspo-mnieniami Aldony Kojałłowicz oraz Stanislawy i Ignacego Dzierżyńskich, Książka i Wiedza, Warszawa 1951.
109 Jerzy Ochmadski, Feliks Dzierżyński, Ossolineum, Wrocław – Warszawa – Kraków – Gdadsk – Łódź 1987.
110 Всегда, когда Дзержинский выходит из тюрьмы, у него не остается времени на личную жизнь: он пишет Альдоне урывками, чаще всего на открытках, передавая лишь обычные поздравления.
111 Ныне город Киров на реке Вятка.
112 5 ноября 1898 года Дзержинский пишет очередное письмо, из которого еще отчетливее просматривается семейный конфликт. «Вчера и позавчера получил твои письма. Вижу по ним, что ты мной очень недовольна (…), а проистекает это оттого, что ты совсем не понимаешь и не знаешь меня. (…) Ты говоришь: «Вы не признаете семьи, чувство ваше сильнее ко всем вообще, нежели к отдельным людям, составляющим семьи». (…) Я говорю лишь, что сегодняшняя форма семьи приносит почти исключительно плохие результаты. (…) Почти для всех классов общества она приносит сегодня лишь страдания, а не облегчение, не радость. Прежде всего возьмем пример из жизни рабочего класса. Я знаю семью, – а таких тысячи, – в которой и отец и мать работают на табачной фабрике (здесь в Нолинске) с 6 часов утра до 8 часов вечера. Что могут получить дети от семьи, поставленной в такие условия? Питаются они плохо, надзора за ними нет; а как только подрастут, они нередко должны взяться за работу раньше, чем за букварь, чтобы прокормить самих себя. Скажи, что может дать им семья? Беру другую общественную группу – крестьян: здесь семья еще отчасти сохранила почву под ногами, но чем дальше, тем последняя все больше ускользает. Большей частью крестьянин вынужден теперь искать побочных заработков, так как земля слишком часто не может его прокормить. (…) Перейду теперь к классу богатых. Здесь прежде всего бросается в глаза то, что семья возникает почти исключительно из коммерческих побуждений; во-вторых, распутная женщина в семье клеймится ужасным позором». Быть может, Феликс имеет в виду сестру Ядвигу. Действительно, было время, когда только он от нее не отвернулся. В повседневной жизни он всегда был толерантный. И пишет дальше: «…в то время как распутник-мужчина – обычное явление. Мужчине у нас разрешается все, а женщине – ничего. Так разве можно считать примерными эти семьи, в которых женщине-рабыне противопоставляется деспот-мужчина. (…) Поэтому семья зажиточных классов с ее проституцией противна. (…) Теперь ты видишь, Альдона, что есть более глубокие причины изменения наших отношений, чем ты думаешь. А поняв таковое, можно защититься от массы неприятностей». Поняла ли Альдона? Наверное нет, но она заботилась о брате, несмотря на его классовое перерождение.
Ознакомительная версия. Доступно 21 страниц из 103
