– Конечно. Ты умнее меня. Это все знали.
Отпиваю виски и стараюсь не показать, насколько он хорош.
– Хочу спросить… Ты сейчас кем себя считаешь – ученым-исследователем или преподавателем?
– Я…
– Потому что я, прежде всего и главным образом, считаю себя человеком, ищущим ответы на фундаментальные вопросы. Если люди, которые меня окружают… – Райан кивает в сторону прибывающих студентов, – достаточно умны, чтобы поглощать знания всего лишь за счет близости ко мне… что ж, отлично. Но передача знаний сама по себе меня не интересует. Значение имеет только наука. Исследование.
Я отмечаю в его голосе нотку раздражения или злости, и она крепнет, словно он накручивает себя, готовясь к чему-то.
– Так ты расстраиваешься из-за меня, а, Райан? – Я пытаюсь обратить все в шутку. – Тебя послушать, получается, что я едва ли не подвел тебя.
– Послушай, я преподавал в МТИ[17], в Гарварде, в Университете Джонса Хопкинса – в лучших учебных заведениях на планете. Я знаю самых больших умников по этой части, и ты, Джейсон, перевернул бы мир, если б выбрал нужную дорогу. Если б держался меня. Но вместо этого ты преподаешь базовый курс физики будущим врачам и юристам-патентоведам.
– Не всем же быть мегазвездами вроде тебя, Райан.
– Если б ты сам не поднял руки…
Допиваю виски.
– Ладно, рад, что заглянул. – Я слезаю с табурета.
– Не надо так, Джейсон. Я же в плане комплимента.
– Горжусь тобой, приятель. Серьезно.
– Джейсон…
– Спасибо за выпивку.
Выйдя из бара, иду по тротуару, и чем дальше от Райана, тем сильнее разгорается во мне злость. И я даже не уверен, на кого злюсь.
Горит лицо.
По спине течет пот.
Бездумно, вопреки запрещающему сигналу на пешеходном переходе, ступаю на проезжую часть – и тут же слышу скрип тормозов и визг трущейся о мостовую резины.
Я оборачиваюсь и с удивлением вижу несущееся прямо на меня желтое такси. За приближающимся ветровым стеклом лицо таксиста – усатое, в глазах паника, – напрягшегося в ожидании столкновения.
В следующий момент мои руки уже лежат на теплой желтой крышке капота, и шофер, высунувшись из окна, орет:
– Куда лезешь, придурок?! Жить надоело? Башку из задницы вытащи!
Позади такси уже сигналят остановившиеся машины.
Я отступаю на тротуар, и движение возобновляется.
Водители трех автомобилей столь любезны, что нарочно сбрасывают газ – показать мне средний палец.
* * *
Магазин здорового питания «Хоул фудс» пахнет, как та девушка-хиппи, с которой я встречался до Дэниелы, – свежей зеленью, молотым кофе и эфирными маслами.
Испуг рассеял кайф до стадии отупения, и я просматриваю витрины-холодильники в затуманенном, летаргическом и сонном, состоянии.
На улице, когда я выхожу из супермаркета, похолодало. Зябкий ветер с озера напоминает о скорой, уже ждущей где-то за углом зиме.
Теперь в холщовой сумке у меня мороженое, и маршрут для возвращения домой я выбираю другой. Он на шесть кварталов длиннее, но потеря во времени компенсируется уединением, а мне после разговора с Райаном и стычки с таксистом требуется перезагрузка.
Прохожу мимо стройки (вечером она выглядит заброшенной), а чуть позже – мимо спортплощадки начальной школы, в которую ходил мой сын. Металлическая «горка» поблескивает в свете уличного фонаря, покачиваются под ветром качели…
Есть в этих осенних вечерах некая энергия, пробуждающая внутри меня что-то природное. Что-то давнее, из детства, прошедшего в Западной Айове. Футбольные матчи в средней школе, стадион, игроки в лучах прожекторов. Запах созревающих яблок и кисловатая пивная вонь студенческих попоек в кукурузных полях. Ветер в лицо, красная пыль кружится в свете задних фонарей – я еду в кузове старенького пикапа по проселочной дороге, и вся жизнь расстилается впереди широкой, бесконечной лентой.
Вот это и прекрасно в юности.
Пронизывающая все невесомость. Судьбоносные выборы не сделаны, дороги не выбраны, и развилка впереди предлагает чистый, ничем не ограниченный потенциал.
Мне нравится моя жизнь, но я уже не помню, когда ощущал в себе эту легкость. Разве что нечто отдаленно похожее, в такие вот осенние вечера.
Холодок начинает прочищать голову.
Хорошо, что до дома уже недалеко. А не растопить ли газовый камин? Мы никогда не делали это до Хеллоуина, но сегодня так непривычно холодно, что, пройдя около мили на таком ветру, мне хочется только одного: сидеть у камина в компании Дэниелы и Чарли с бокалом вина.
Улица пересекает линию метро.
Я прохожу под ржавеющей металлической эстакадой.
В моем представлении метрополитен – по-нашему Эл – персонифицирует город даже в еще большей степени, чем знаменитый профиль с небоскребами. Эта часть маршрута – моя любимая, потому что она самая темная и тихая.
И сейчас здесь…
Ни поездов.
Ни огней в обоих направлениях.
Ни шума пивных.
Ничего, кроме далекого рева реактивного лайнера, приближающегося к аэропорту О’Хара.
Подожди-ка…
Что-то есть, что-то приближается… шаги по тротуару.
Я оглядываюсь.
Тень бросается ко мне, расстояние между нами сокращается быстрее, чем я успеваю понять, что происходит.
Первое, что я вижу, – лицо.
Белое, как у призрака.
Высокие, выгнутые, с опущенными концами брови.
Красные, поджатые губы – слишком тонкие, слишком идеальные.
И жуткие глаза – большие и черные, как смоль, без зрачков и радужек.
Второе, что я вижу, – дуло то ли пистолета, то ли револьвера в четырех дюймах от моего носа.
– Повернись, – произносит низкий, скрежещущий голос за маской гейши.
Ошеломленный происходящим, я реагирую не сразу.
За что получаю рукояткой оружия в лицо.
И поворачиваюсь.
Сказать, что бумажник лежит в левом переднем кармане, я не успеваю.
– Твои деньги мне не нужны, – говорит он. – Иди.
Я делаю шаг… другой…
– Быстрее.
Иду быстрее.
– Что вам надо?
– Рот закрой.
Над нами проносится с шумом поезд. Мы выходим из темноты под эстакадой. Сердце рвется из груди. Я осматриваюсь – внимательно, с любопытством и с внезапно проснувшимся интересом к деталям. На другой стороне улицы – огороженный жилой комплекс. По эту сторону – квартал с несколькими заведениями, закрывающимися в пять. Поезд с ревом проносится вверху, над нами, и мы выныриваем из темноты.
