На животе лежать было не удобно, не привычно, но повернуться он не мог. В руках сил не было, да и на спине словно тяжёлый пресс лежал, ещё и сотнями рыболовных крючков там резко дёргало, и саднило. В голове висел едкий туман, во рту было сухо, язык распух… Мальцев вздохнул… И тут же услышал чей-то юношеский, обрадованный возглас: «Сестра, сестра, он пришёл в себя, пришёл!» Мальцев не сразу понял, о ком это, уходящий наркоз туманил ещё сознание…
– И хорошо. Я вижу! Не шумите, – послышался негромкий ответный женский голос. Мальцев сосредоточился на его мелодике, отметил: приятный голос, молодой, обертоны чистые, правда ворчливый сейчас, нарочито сердитый. – Не надо его беспокоить. – Кому-то выговаривал голос. – Выйдите пока в коридор… Покурите.
– Ага-ага. А я не курю. А можно я позвоню, сообщу?
– Пожалуйста. Но доктор встречу не разрешит, не надейтесь. И я не пущу.
– Нет-нет, я только предупредить. Там волнуются.
Кто это волнуется, о ком это, вяло ещё, вопросом, повернулась мысль в голове Мальцева. А-а-а, тут же понял Геннадий, со страхом всё вспомнил. А где Никита с Генкой, где? Он здесь, а они где?
– Сестра! – позвал он, пытаясь повернуться. Руки плохо слушались – сил не было. Остро полоснула боль в спине, вспыхнула и повисла…
– Лежите-лежите! – испуганно запротестовала она, появившись в узком секторе его обзора. Мальцев увидел её ноги, правда в голубых «фирменных» брюках, и низ такого же цвета куртки с поясом, с большими карманами… Ещё мелькнули лебеди-руки, поправляя что-то на его спине… Оглядеть её всю он не мог. – Вам нельзя ещё двигаться, тем более поворачиваться, – строго произнесла она. – Ни в коем случае… Я здесь! Пить дать? Судно? – наклонилась к нему. Ноги исчезли, зато появилось лицо. Молодое, курносое, с внимательными серо-зелёными глазами под ниточками бровей, округлым чистым лбом, с надвинутой пилоткой-шапочкой, чуть подкрашенные губы…
Какое судно? Причём здесь пароход? Где его ребята, где? Он так и спросил:
– А где ребята? Со мной дети были… Гена, Никита, Егорка… Кобзев, Фокин?!
– Лежите-лежите. Вам волноваться нельзя, – ещё больше всполошилась медсестра. – Дома они наверное, поздно уже. Да вот, ваш товарищ, вам всё и расскажет. – Она исчезла, на её месте мгновенно появился товарищ, как она представила.
Товарищ, тоже был в голубом, явно с чужого плеча балахоне, правда лицо его он не помнил. Но тоже молодое, с радостной, светящейся улыбкой.
– Здравствуйте, Геннадий Григорьевич, – приветливо выдохнул он. – Вы меня узнаёте?
Мальцев пригляделся…
– А-а-а, – он вспомнил, чётко произнёс. – Ты – вор!
– Нет-нет, что вы, нет, конечно, – юноша, смущённо оглядываясь куда-то вверх, на медсестру, наверное, замахал руками. – Это вы про сумку? – догадался он. – Так там бомба была…
– Бом-ба?! – как о хлебном батоне, ровным тоном переспросил Мальцев. И только теперь окончательно пришёл в себя: да, там же взрыв был, взрыв! Пытаясь подняться, взволновался. – А где ребята, где Санёк Кобзев, где все?
– Лежите-лежите. Всё уже в порядке. Вы не волнуйтесь. Ваши ребята дома, сегодня у них дежурит, де-журит… – молодой человек запнулся, припоминая фамилию, сунул руку в карман халата, выудил смятый листок бумаги, быстро прочёл. – Константин Александрович Хайченко, вот. По графику. – Заглянул Мальцеву в глаза. – Знаете такого? Писатель вроде какой-то, нет?
Ф-фу, волна тревоги чуть отпустила. Мальцев прикрыл глаза, мальчишки дома, с ними всё хорошо, и старшина с ними, а Санёк… А Санёк Кобзев?! А Лёха Фокин? Задать вопрос задать он не успел, молодой человек опередил…
– Нет-нет, не беспокойтесь, и Александру Яковлевичу тоже уже операцию сделали. Он тоже ещё в реанимации, но там тоже всё хорошо… Вчера с ним была Елена Николаевна Кобзева, мой начальник, – молодой человек запнулся, но быстро поправился. – Его жена, то есть, – и вновь продолжил очень бурно. – А сейчас там моя мама… – и пояснил. – Он же меня спас… Да! Собой прикрыл, представляете! Вот мы, с мамой, попеременно теперь и… Но у него тоже всё уже хорошо… Врачи сказали… Не беспокойтесь. Так я побегу, да? Поеду к Александру Яковлевичу?
Мальцеву приятно было слышать восторженные перепады настроения в голосе молодого человека, от бурного аллегро, до мягкого модерато.
– Да-да, давно уже вам пора, – выговаривая, выдерживала строгий тон медсестра, ненавязчиво вытесняя юношеское лицо из сектора обзора Мальцева. – Больному нельзя волноваться…
– Так я ж о хорошем, – отступая к двери, протестовал молодой человек.
– Я понимаю. Всё равно нельзя, – ещё более непреклонно потребовала медсестра. – Вы как договаривались с доктором, как? Я помню. Как проснётся? – язвительно наседала она, и сама же ответила. – А он проснулся. Поэтому идите, – она указала на дверь. – Идите, товарищ прокурор… Идите-идите… – решительно при этом открывая перед ним дверь. Товарищ уже и сдался.
– Привет там… – Мальцев хриплым голосом выдавил просьбу.
– Да-да, обязательно, – молодой человек услыхал, затараторил, выглядывая из-за медсестры. – И ребятам вашим, и Александру Яковлевичу…
– И маме…
– И маме, конечно… Спасибо! Я сейчас… – цепляясь ещё за двери, обещал юноша, но медсестра всё же выставила его в коридор. – Я им позвоню. – Донеслось уже из-за двери. – Уже звоню.
Деловито потирая руки, медсестра быстро прошла в другую сторону палаты, исчезла из видимости. Остановившись с левой стороны, от головы Мальцева, негромко принялась щёлкать тумблерами-переключателями. Аппаратура мирно жужжала. Мальцев осторожно повернул голову.
– Вы сказали прокурор, – спросил он. – Я не понял… Какой прокурор, где?
– А только что был, Алексей, молодой человек. Прокурор или следователь, я не разбираюсь, вы же с ним только что разговаривали…
– А-а-а, – произнёс Мальцев закрывая глаза. – Понят-но…
– Вы, спите, пожалуйста, больной, спите. Вам нужно больше спать, восстанавливаться.
– Это да! Сыр-бор, дым… коромыслом… Трали-вали… Пол-лный ма-а-а… – вяло пробормотал он, и умолк. Волна наплывающей серой дрёмы, медленно поглотила сначала внешние звуки и ощущение времени, потом тревоги, вместе со страхами, отключила и саму боль…
– Вы что-то сказали, я не поняла? – наклонилась медсестра…
Но Мальцев не слышал, он уже спал.
Медсестра постояла, безуспешно стараясь разгадать абракадабру слов, прислушалась к тихому сопению больного, поправила одеяло, ещё раз оглядела показания и работу приборов, оставила ночное – дежурное – освещение, и тихонько вышла, осторожно прикрыв за собой дверь…
* * *
На следующий день, ближе к вечеру, в скучной палате Мальцева стало весело: пришли навестить Генка с Никитой и Егоркой, в сопровождении Елены Кобзевой. Мальчишки с удовольствием между собой разговаривали, смеялись, исподволь, жалея, оглядывали Мальцева, изучали, рассматривали приборы, ели принесённые фрукты, запивали соком. Мальцев молча глядел на них, и радовался. Лежать на животе было всё так же не очень удобно, не крокодил, как-никак, но кровать, оказывается, можно было повернуть вокруг своей продольной оси, и даже немного приподнять… Универсальной оказалась. От этого Мальцев «гостей» видел гораздо лучше. Не только видел, но и узнал гораздо больше. Елена передала ему привет от Александра, который тоже на животе сейчас лежит, но у него кровать противоожёговая, сложная, принимает форму тела, уменьшает боль и нагрузку… Но он тоже молодцом, как и Геннадий. Кстати, очень благодарен Геннадию, просил «спасибо» передать, что Егорку и рябят спас, и она – Елена – тоже очень благодарна Мальцеву, очень! Обмоем это потом, отмахнулся Мальцев, о чём разговор, мелочи, жаль других не смогли укрыть… Ну, как бы вы, вдвоём? Это да, вздохнув, согласился Мальцев. И ребята молодцы, продолжала Елена, всё сами по дому делают, и вообще. Услышав похвалу, Генка с Никитой тут же пообещали инструменты в следующий раз в больницу с собой принести, похвастать выученными этюдами…
