– Господи! Да что же делать?! – в отчаянии крикнула Маринка.
– Для начала заткнуться! – рявкнул Фрунзик. – Думаю!
– Стекло толстое, но скорее всего – не бронебойное, – сказал Торик.
Все обернулись в его сторону.
– Какого хера уставились? Берите что-нибудь потяжелее и бейте, – флегматично сказал астроном.
– Правильно! – заорал Герасимов. – Макс, тащи из кают-компании огнетушитель! Живо! У Егорова минуты две, не больше!
Долгов, ловко отталкиваясь от стен, полетел по коридору. Фрунзик снова включил интерком и громко проговорил:
– Юра! Слышишь меня?
Егоров кивнул. Его правая щека заметно подергивалась.
– Слушай внимательно. Мы сейчас тебя вытащим! Крепко ухватись за ручку и не отпускай ее, что бы ни происходило! Не поворачивайся к пробоинам! Когда скомандую – убери лицо от окошка. Мы разобьем стекло! Крепко закрой глаза, и если почувствуешь, что в ушах начинает звенеть, то выдохни весь воздух из легких! Понял? Не вдохни, а выдохни! Это очень важно! Выдохни! Понял?!
– Да ты что, с ума сошел? – прошептала Маринка, в ужасе глядя на Фрунзика. – Там и так мало кислорода осталось, а ты его выдохнуть просишь!
– В отсеке – декомпрессия! Чем выше у Егорова в легких будет давление, тем скорее его разнесет на клочки!
– Он же все слышит!
– Ничего он уже не слышит! Воздух стал слишком разрежен! – крикнул Герасимов, выхватывая огнетушитель из рук Долгова. – А теперь все упритесь во что-нибудь ногами и держите меня, чтобы сила удара была как можно больше!
Фрунзик махнул рукой, давая команду Юрке, и со всего размаха шарахнул по стеклу железным баллоном. Потом снова размахнулся и ударил. Зашипел от боли в отшибленном ногте…
Размах. Удар!
Размах. Удар…
В первом стекле появилась трещинка.
Размах. Удар! Удар! Удар!
Стекло разлетелось вдребезги. Осталось еще два! Нет! Не так! Осталось всего лишь два! Размах… Удар…
В поврежденном отсеке Егоров уже начал терять сознание. Конечности и спину сильно морозило… Все мысли отключились. Страх уходил вместе с воздухом, уступая место безмятежности и спокойному созерцанию ширящейся перед глазами радужной пелены… Стоп! Это не пелена! Это он зажмурил глаза, как и просил Фрунзик… Умный альбинос еще что-то просил. Держаться за ручку! Точно! Ну! Так он и держится! Только очень хочется разжаться замерзающие пальцы и вдохнуть полной грудью… Жаль – нечего вдыхать… В ушах еще громче зазвенело… нечего вдыхать… что-то еще… сердце словно изнутри рвут… нечего вдыхать… Зато есть что выдохнуть! Вот о чем еще просил Фрунзик… Выдохнуть эту последнюю частичку…
Полуживого, с несколькими резаными ранами на правой щеке от разбитого стекла Юрку вытащили из отсека, когда треклятая пена наконец заполнила пробоины и воздух перестал покидать корабль. Из ушей у Егорова текла кровь, губы потрескались и тоже кровоточили, на ладонях были ранки от ногтей – видимо, так крепко он стиснул руки в последний момент.
Фрунзик быстро доставил беднягу в крошечный медотсек и сделал несколько уколов. Пристегнув Юрку к кушетке, он неожиданно для всех погладил его по влажному лбу и устало проговорил:
– Ну ты и дал жару, ветеринар. Кто ж тебя лечить будет, дурак… И какого хера забрался в энергетический отсек, гондон ты любознательный, а?
После этого Герасимов развернулся к остальным и объяснил:
– Успели вроде. Внутренние органы целы. Есть незначительные повреждения особо чувствительных тканей, но это – ерунда. Возможно, станет похуже со зрением, а слух, думаю, полностью восстановится. Тщательнее он сам себя пусть осматривает, когда очнется. До этого времени придется без перегрузок идти. Блин, и так башка от невесомости раскалывается и ноги ватные… – Фрунзик помолчал, потеребил мочку уха и усмехнулся, глядя сквозь Маринку: – А ведь он все-таки послушался меня и выдохнул воздух. Иначе при такой декомпрессии все было бы гораздо… гора-а-аздо хуже…
На финишном отрезке полета экипаж был молчалив под стать окружающей пустоте.
Юрка понемногу поправлялся – раны на щеке зарубцевались, зрение и слух вернулись к норме, психологический настрой – тоже. Он как-то поделился с Максимом своими переживаниями по поводу тех минут, которые провел в разгерметизированном отсеке. Егоров признался, что в последние мгновения, когда сознание еще не покинуло его, он пожелал, чтобы они все же нашли Прометея и вернули огонь. Так сильно захотел этого, как никогда не хотел! Жажда победы взорвалась в нем словно сверхновая… Долгов ободряюще похлопал Юрку по плечу, но так и не нашел в себе сил, чтобы искренне улыбнуться.
Пустота постепенно втекала внутрь пятерых людей, несшихся по ней с колоссальной скоростью. Пустота пробивала душу насквозь, не встречая сопротивления, – словно поток нейтрино пробивает астероид.
Пустота поселилась совсем рядом.
Все мысли экипажа теперь крутились только около событий, которые ждали их на негостеприимной планете. Им необходимо было найти разгадку, ради которой пришлось ехать через Россию, мчаться между звезд, ползти по ущельям собственных сомнений. Максиму, Юре, Маринке, Торику, Фрунзику – всем им нужен был тот, кто смог бы дать взамен нечто, возмещающее убытки. Иначе все пройденное кольцо из боли, страха и неизвестности могло оказаться никчемным…
Когда шаттл закончил торможение и вышел наконец на стабильную орбиту, весь экипаж собрался в рубке, чтобы понаблюдать фантасмагорическую картину, открывшуюся за иллюминаторами.
Марс был угрюм. Бурые пятна равнин и плоскогорий рассекались серо-зелеными язвами впадин. Полярная шапка нечаянной кляксой белела возле самой кромки планеты. Из-за сильной разреженности атмосферы кое-где были видны даже отдельные горные хребты и каньоны, ветвистыми молниями хлестнувшие когда-то по поверхности.
Марс был, как и всегда, чужд людям. Суетливым маленьким людям, взбалмошным и тщеславным, корыстным и злым, людям, жаждущим покорять, ищущим сиюминутных потрясений, несшим жизнь и смерть.
Марс ценил время и расстояния.
И никого не приглашал в гости.
– Какой он… холодный, – прошептала Маринка.
– Будем надеяться, что в горах Фарсида сейчас не сезон бурь, – сказал Фрунзик. – Иначе могут возникнуть дополнительные сложности с приземлением и поисками. На автоматике «Подснежник» сажать нельзя, его аэродинамические характеристики не приспособлены к местной атмосфере, а вручную такую дурынду посадить непросто.
– Хватит пугать, – поморщилась Маринка, сунув пальчики в переплетения своих парящих волос.
– А я и не пугаю. Просто сразу предупреждаю, чтобы потом не было претензий.
– Когда – потом? – настороженно спросил Юра.
– Когда размажемся о какую-нибудь скалу.
– Тьфу ты! Убавь свое чэ ю…
