Ознакомительная версия. Доступно 19 страниц из 92
В этом странном рассказе нашли отражение едва ли не все основные темы китайского учения о мире и бытии. Хаос, пребывающий «в центре» мироздания (соответствующем стихии Земли), есть условие существования всех вещей: недаром «на его земле» встречаются олицетворения мировых стихий. Принимает же их хозяин с «необыкновенным радушием» (букв, «высшей добротой»), благодаря которому воцаряется вселенское согласие: Юг в китайской космологии соответствует стихии Огня, Север — стихии Воды, а их встреча в центре, то есть в стихии Земли, считалась в даосской традиции главным условием зарождения в теле подвижника Дао так называемого «золотого эликсира» — вечноживого эмбриона. Однако Хаос воплощает качественно иной, более высокий порядок бытия по сравнению с физическим космосом, отчего владыки мировых океанов не могут его понять и, как можно догадаться, оценить по достоинству его доброту, что значило бы оставить Хаос в покое. Ибо Хаос воплощает абсолютно внутреннее, высшую полноту и самодостаточность, тогда как проделывание дырок в нём соответствует проецированию на Хаос человеческих понятий, попытку переделать его по образу и подобию человека. Ограниченность правителей Севера и Юга заключается как раз в том, что они хотят, как принято среди людей, отблагодарить хозяина за милость. Однако очеловечивание Хаоса равнозначно его гибели. Древнейший комментатор «Чжуан-цзы» Го Сян так и говорит: «Нарочитое делание губительно». До некоторой степени китайское предание о Хаосе составляет интересную антитезу библейской легенде о сотворении человека за одним важным исключением: смерть Хаоса, превращённого в человека, означает не преднамеренное убийство (ср. убийство Авеля или даже убийство Бога у Ницше), а забвение истоков бытия в мире гуманитарного знания. Человеческие понятия и сама предметная практика людей есть не что иное, как отрицание, хотя и непроизвольное, первозданной цельности мира-хаоса. Как заметил один из китайских комментаторов рассказа о Хаосе, «с древних времён не было ни одного человека, который не проделывал бы дырки в Хаосе».
Из этого рассказа можно заключить, что очеловечивание Хаоса — процесс неизбежный и даже естественный. Другое дело, что мудрость Великого Пути заключается, собственно, в знании до-человеческих, «хаотических» корней знания, и сама реальность, в китайском представлении, есть не что иное, как Хаосмос, преемственность хаоса и космоса. В средневековой литературе, причём не только даосской, венцом познания часто называется способность «сердцем укорениться в Хаосе». Как нам уже известно, познание в китайской традиции требует духовного совершенствования, соответствует утончению и просветлению духовной чувствительности вплоть до опознания абсолютного мрака вездесущей предельности существования, то есть выведения на свет открытости бытия мирского праха. А применительно к теории систем это означало бы создание открытой, способной к творческому обновлению организации.
Как бы там ни было, Хаос на самом деле доступен внутренней интуиции «семян» или «импульсов» самой жизни в состоянии полного покоя духа, позволяющего отвлечься от данных чувственного восприятия и умозрения. Например, в традиционных комплексах нормативных движений начальная поза символизировала как раз состояние хаотического всеединства, или Беспредельного. В позднейшей литературе, причём не только даосской, венцом познания часто называется способность «сердцем укорениться в Хаосе». Как говорит в своих комментариях к приведённому сюжету Ван Фучжи, «Хаос существует постоянно в способности соответствовать вещам и не умирает. Не нужно ни просвещать народ, ни оглуплять его». Хаос потому и не противится своему погублению, что, как сам Путь, не отличается по существу от человеческой деятельности. Как говорит другой комментатор, «каждый человек носит в себе Хаос». Хаос сам есть предел «на-следо-вания Иному». Действия недальновидных владык Севера и Юга, проделывающих дырки в Хаосе, заставляют вспомнить притчу о «флейте Неба», где пустота отверстий в сделанной человеком флейте едина с пустотой земных каверн и пустотой самого неба.
Состояние Хаоса есть не что иное, как действие «импульса времени», который представляет собой, как нам уже известно, не-двойственность актуальных и виртуальных качеств бытия. Оно в высшей степени неопределённо именно потому, что это действие занимает время более короткое, чем самый короткий из доступных восприятию отрезков времени. В нём всё проходит прежде, чем обретёт зримый образ, и этим немыслимым потоком происходящего хранится бездна бытия, непреходящее Неизбывное.
Неформализуемое присутствие Хаоса даёт о себе знать в известной нелюбви китайцев к теоретическим определениям, каковые подменяются перечнями прецедентов, наделяемых значимостью символического типа. Именно так составлены старинные китайские энциклопедии, где вместо описаний читателю предъявляются примеры употребления данного термина авторами предшествующих эпох, нередко совершенно случайные. Мы имеем дело с классификацией скорее музейного и археологического свойства, то есть такой, которая основана на побочных признаках. Так, древние сосуды принято классифицировать по их отдельно взятым и притом чисто формальным особенностям конструкции или декора. В этом смысле культура тоже есть образ Хаоса, но только хаоса эстетически свободной жизни, пропущенной сквозь фильтры пробудившегося, укоренённого в нравственном усилии сознания. Хаос первозданный, несотворённый, и вторичный Хаос подобны окультуренной жизни не по аналогии, а так, как только и может быть подобен никогда не равный себе, вечнотекучий, не имеющей формы хаос: они едины по своему пределу, в акте самопреодоления. Что же касается тех, кто привязан к предметности знания, то им встреча с Хаосом, как мы знаем из рассказа об учителе Ху-цзы и посещавшем его физиогномисте, несёт переживание невыносимого, первобытного ужаса. Но так бывает лишь в редкие моменты переживания внутреннего откровения самой жизни. На поверхности же бесформенный и анонимный Хаос, который неспособен отделиться от природных процессов и человеческой деятельности, предстаёт величием и многообразием жизни «как она есть». Никаких олицетворений и устрашающих аллегорий. Когда один средневековый художник захотел изобразить первозданный Хаос, он создал умилительную картину цветов и насекомых, а присутствие Хаоса обозначил кругом на пустом месте свитка, сопроводив его пояснительной надписью.
Китайской культуре можно с полным правом присвоить парадоксальное определение культуры хаоса. В ней человеческое творчество и творческая мощь природы (Небо) существуют наравне и преемствуют друг другу. Её главный (не)принцип — спонтанное рассеивание (сань) знаков сообразно неодолимой (но вечно отсутствующей) мощи мировой гармонии. Мудрый мясник из притчи Чжуан-цзы разделывает быков, не затупляя ножа, потому что умеет следовать абсолютному ритму жизни и тем самым — давать ему волю. От правителя или стратега, воплотивших в себе это «сокровенное совершенство» бытия, веет ужасающей мощью творческого начала бытия, неостановимой «цепной реакции» духа, в которой всё и вся «теряет» себя. В противоположность обыкновенным людям, которые собирают, то есть приводят в порядок и разграничивают, но теряют «внутреннее совершенство», человек Пути расточает, тем самым сберегая жизненную силу-дэ. Недаром в даосской литературе действие Пути уподобляется огню, бесконечно перекидывающемуся с одной вещи на другую. Но в этом акте расточения, самораспускания, утверждается величие — и, следовательно, вечность — жизни, проживаемой в её возвышенных и интенсивных качествах.
Ознакомительная версия. Доступно 19 страниц из 92
