Дэниел увидел под собой свое собственное тело, увидел, как существа в теплых куртках пожирают его останки, увидел Донин, злорадно смотрящую на него. Девочка по-прежнему видела его; она с издевкой помахала рукой, и он ощутил, как какая-то неведомая сила притягивает его, словно магнитом. Подумав о Марго, Дэниел тотчас же оказался в ее спальне, в кровати, рядом с нею. Теперь между ними не оставалось больше никакой преграды, и на какое-то кратчайшее мгновение он ощутил запах ее кожи, прикоснулся к ее лицу, почувствовал гладкую упругость груди.
И тотчас же его отдернули назад, через весь дом в Пенсильвании в Дом в Потустороннем Мире.
Все произошло в мгновение ока. Не было никакого полета в пространстве, никакого панорамного вида Восточного Побережья внизу, ни окружающего мрака, сквозь который он пролетал, а только ощущение подобного вакууму всасывания, и в какие-то доли секунды спальня Марго преобразилась в Дом, а Дэниел оказался в Потустороннем Мире, распластанный на полу.
Он вскочил на ноги. Дом, в котором он очутился, был полностью идентичен тому, в который он в свое время попал через дверь кабинета, тому, в котором он увидел свою мать. В нем не было ни стен, ни перегородок, разделяющих отдельные помещения, а только одно огромное пространство, такого цвета, определить который Дэниел не смог. Над ним витали прозрачные души, которые он уже видел прежде, но хотя теперь они показались ему скорее отдельными существами, чем облаками, несомненно, сам он не принадлежал к их числу. Он не мог ни летать, ни парить, и ему пришлось бежать по полу в угол, где его мать, по-прежнему лысая, сидела на лежащем в гнезде яйце.
При его приближении мать улыбнулась.
– Я умер! – воскликнул Дэниел.
Она кивнула.
Свалившись в гнездо, Дэниел обнял мать, и она показалась ему телесной, материальной, и в этом было нечто утешительное.
– Марго осталась вдовой! У Тони больше нет отца!
– Здесь время летит быстро, – ответила мать. – Скоро они присоединятся к тебе.
Твердые ветки, из которых было свито гнездо, больно впивались Дэниелу в бок, но руки матери были нежными и теплыми, а ее улыбка светилась радушием. У него в голове крутился миллион вопросов, Он хотел узнать, где отец, где другие умершие, скопившиеся на протяжении многих столетий, где Бог, где Рай и Ад, ожидает его перевоплощение или же он будет здесь, а может быть, его переведут в какое-нибудь другое место, – но превыше всего было страстное желание отомстить, пылающая потребность добраться до Донин и наказать ее, заставить заплатить за все, что она сделала. Пусть он умер; он не лишился способности испытывать человеческие чувства. И в помине нет умиротворенности, любви и теплого чувства удовлетворенности.
Дэниел испытывал по отношению к этой стерве лютую ненависть.
Он жаждал ее смерти.
– Почему я нахожусь здесь? – спросил он у матери. – Мне именно здесь предстоит провести всю свою… загробную жизнь?
Та достала из гнезда откуда-то справа от себя розу и принялась задумчиво ее жевать.
– Ты по-прежнему остаешься в Доме, – сказала она. – Похоже, он не собирается тебя отпускать.
– Это хорошо или плохо?
– Это… любопытно.
– Что произошло с тобой?
– После того как меня убили?
Дэниел кивнул.
– Я тотчас же была освобождена.
– И ты попала… сюда?
Покачав головой, мать рассмеялась, и ее смех был подобен музыке.
– Меня и сейчас здесь нет.
– А где же ты?
– В Потустороннем Мире.
– Тогда что же такое это место? Я полагал, это и есть Потусторонний Мир.
– Это граница. Ее та, другая сторона, – но тем не менее это граница. До тех пор пока ты полностью не переместишься в Потусторонний Мир, у тебя останется возможность вернуться обратно. Пусть ты умер, однако ты до сих пор не освободился полностью… от этого мира. Вот почему это так любопытно.
– Я полагал, Дома снова зарядились. Полагал, что заслон восстановлен и ты… и мы… не можем перемещаться туда и обратно.
– Ты по-прежнему остаешься частью Дома. – Мать посмотрела ему в глаза. – Граница для тебя не существует. Судя по всему, ты все еще нужен Дому.
– Но заслон восстановлен, ведь так? И никто… ничего не может просачиваться сквозь него, да?
– Да. – Мать погладила его по голове.
– В таком случае, как сюда попали эти… твари, которые убили меня?
– По-видимому, они оказались отрезаны здесь, когда граница закрылась.
Дэниел широко раскрыл глаза.
– Господи, Марго и Тони!
Мать накрыла его руку своей, успокаивая его.
– Вероятно, эти существа сожгли себя, сражаясь с тобой. Там они похожи на рыб, извлеченных из воды. Долго существовать не могут. На самом деле два мира… не являются полностью совместимыми. – Она улыбнулась.
– Хорошо.
– Да, – кивнула мать.
– Так где же Биллингс?
Мать нахмурилась, и впервые у нее на лице появилась тревога.
– Его нет.
– Я знаю, что он убит. Я хочу знать, где его призрак, дух или…
– Его нет, – повторила мать. – От него ничего не осталось.
– Он…
– Они не такие, как мы. Я имею в виду дворецкого и девочку.
Постепенно до Дэниела дошла истина.
– Значит, если можно было убить Биллингса, можно убить и девочку?
Мать кивнула.
– Именно поэтому я до сих пор остаюсь частью Дома?
– Возможно, – задумчиво произнесла она. – Знаешь, ты можешь ее поймать.
– А я могу убить ее?
– Нет, – покачала головой мать. – Теперь не можешь. Ты мог бы, если б остался живым. Но мертвые могут только схватить и удерживать ее. Однако ты все еще можешь вернуть ее. Вернуть в Дом и удерживать там, не подпуская к жене и сыну. – Она посмотрела на него так, словно ей только что пришла в голову какая-то мысль. Твой сын, – задумчиво промолвила она. – Мой внук.
– Тони, – улыбнулся Дэниел.
– Тони.
– Уверен, мама, он тебе понравился бы.
– Не сомневаюсь в этом.
Яйцо задрожало, затряслось, и Дэниел вскочил на ноги, качаясь на неустойчивых прутьях гнезда. Мать слезла с яйца и помогла ему выбраться из гнезда.
Яйцо снова задрожало, задергалось, подпрыгнуло.
Внезапно оно раскрылось, и из него… ничего не вышло.
Лицо матери расплылось в блаженной улыбке, и она начала таять. По мере того как она медленно исчезала, на ее голову возвращались волосы и она становилась все больше похожа на ту мать, которую помнил Дэниел. Он потянулся к ней, но ее руки прошли сквозь ее руки, встретив только пустоту.
