– Сделал что? – на мгновение смутился его далекий собеседник. – O… он… Томас, он не накладывал на себя руки! Он набросился на Виту… на миссис Парментер. Им овладел… ну не знаю… какой-то умственный припадок. Он потерял власть над собой и попытался задушить ее. Она хотела защитить себя с помощью подвернувшегося под руку ножа для бумаг – это произошло в его кабинете – и, сопротивляясь, ударила его. А рука соскользнула… и зарезала его. Удар оказался смертельным.
– Что?! – изумился суперинтендант. – Ты хочешь сказать… Доминик, это не укладывается в моей голове!
– Я не прошу тебя понимать, – отозвался Кордэ. – Просто приезжай сюда, пока не прибыл местный констебль… пожалуйста!
– Да… конечно. Сейчас буду. Жди.
Еще не осознавая собственных слов, Томас опустил трубку на крючок – ему не удалось сделать это с первого раза, так как руки его тряслись – и вернулся в гостиную.
– Что там произошло? – немедленно спросила Шарлотта. – Что случилось?
Голос ее был полон страха, и она даже поднялась на ноги.
– Ничего такого, – покачал головой ее муж. – Обычное дело. Звонили от Парментера. Доминик. Парментер попытался убить жену и в завязавшейся схватке был убит. Мне придется съездить туда. Ты позвонишь в участок, чтобы Телмана прислали ко мне в Брансвик-гарденс?
Миссис Питт испуганно уставилась на него:
– Миссис Парментер убила своего мужа, когда он пытался убить ее? – Голос ее дрогнул. – Но это же смешно! Она же такая маленькая! Совсем крошечная. Она просто не способна на это.
– Ножом, – коротко пояснил полицейский.
– Не важно чем. Она не смогла бы отобрать у него нож, если он пытался зарезать ее.
– Он не пытался ее зарезать. Он попытался задушить ее. Должно быть, полностью потерял рассудок, бедолага… Слава богу, ему это не удалось. – Томас остановился, повернувшись к жене: – Во всяком случае, этот факт доказывает, что Доминик ни в чем не виновен.
Чуть улыбнувшись ему, Шарлотта согласилась:
– Да, это так. А теперь лучше ступай, a я позвоню, чтобы прислали Телмана.
Питт помедлил, словно бы желая что-то добавить, однако сказать, по сути дела, было нечего. Повернувшись на месте, он отправился в прихожую, надел башмаки и, забрав пальто с вешалки, вышел на улицу.
Когда суперинтендант добрался до Брансвик-гарденс, около дома уже стоял экипаж. Кучер, горбившийся в пальто, явно успел замерзнуть. За полуопущенными шторами на окнах дома горели огни: никто не потрудился опустить шторы.
Томас выбрался из экипажа, расплатился с кебменом и сказал ему, чтобы не ждал. Эмсли приветствовал его у дверей: волосы дворецкого был взлохмачены пятерней, а бледное лицо возле глаз казалось совсем серым.
– Входите, сэр, – проговорил он охрипшим голосом. – Мистрис[17]лежит в своей комнате наверху, с нею мистер Мэлори и, конечно же, доктор. Мисс Трифена… кажется, ушла в свою комнату. Бедная мисс Кларисса пытается приглядеть за порядком в доме, а мистер Кордэ наверху, в кабинете. Он сказал, чтобы я проводил вас наверх, если вы не против, сэр. Ох, не знаю, что теперь будет… Всего лишь несколько дней назад все было как обычно, a теперь вдруг такое…
Домоправитель готов был разрыдаться при мысли о гибели всего, что он считал знакомым и драгоценным… о той повседневной жизни, что образовывала его мир и цель его бытия.
Положив ладонь на рукав Эмсли, Питт сжал пальцы:
– Благодарю вас. Наверное, будет лучше, если вы запрете дверь и опустите все шторы, а затем поможете мисс Клариссе поддерживать спокойствие среди слуг. Пусть все они глубоко расстроены и потрясены, но дом надлежит содержать в полном порядке. Люди должны есть, в каминах – гореть огонь, во всем доме – сохраняться порядок и уют. Чем больше будет дел у людей, тем меньше будет у них времени на расстройство.
– Ах… да. – Дворецкий кивнул. – Да, сэр. Конечно, вы совершенно правы. Нам не нужно, чтобы люди теряли власть на собой и впадали в истерику. От этого никакой пользы. Я позабочусь об этом, сэр. – И он вышел с озабоченным видом.
Питт поднялся по уже знакомой черной лестнице и по коридору отправился в кабинет Рэмси Парментера. Открыв дверь, он увидел за столом бледного Доминика – темные, с проседью, волосы спадали ему на лоб. Он казался больным.
– Слава богу, ты здесь. – Священник поднялся на нетвердые ноги и повернулся, вынужденно посмотрев вниз, за стол, куда не проникал взгляд Томаса.
Полицейский закрыл за собой дверь и обошел кресло. Преподобный Парментер лежал на полу на том месте, куда упал, и вокруг его шеи, на которой открывалась жуткая рана, на ковер натекло кровавое пятно. Борьба была бурной. Рубашка убитого оказалась порванной спереди, а от сюртука были оторваны две пуговицы, словно бы его пытались повалить, держа за одежду. Глаза его были закрыты, но на лице не было покоя – одно только изумление, как будто в самый последний момент он осознал, что делает, и ужас перед ситуацией овладел им.
– Я… я закрыл его глаза, – виноватым голосом произнес Доминик. – Наверное, этого не стоило делать, но я не мог больше видеть этот взгляд. Глаза его были открыты. Это важно?
– Едва ли. Доктор уже был здесь? Эмсли сказал, что он уже в доме.
– Нет… нет еще. Он у Виты… у миссис Парментер.
– Как она себя чувствует?
– Не знаю. По-моему, с ней все в порядке, то есть она не была ранена, во всяком случае серьезно. Прости, я говорю путано. – Кордэ с отчаянием посмотрел на свояка. – Мне кажется, что я потерпел полную неудачу, хуже и быть не может. – Лицо его сморщилось. – Почему я не сумел помочь ему, пока дело не дошло до этого? Что произошло? Почему я не заметил, что все было так… так… что он тонул? Я должен был поделиться с ним верой, чтобы удержать его на плаву, чтобы кто-то сумел понять его. Всем нам, всем нам, а прежде всего мне, стремящемуся стать пастырем, не следовало оставлять его в полном одиночестве! – Он чуть качнул головой. – Что с нами произошло? Как можем мы жить в одном и том же доме, сидеть за одним и тем же столом, когда один из нас гибнет от одиночества?!
– Так обычно и происходит, – будничным тоном заметил Питт. – Тебя удушает окружение других людей, видящих только твою внешнюю сторону, тот образ тебя, который они нарисовали в собственном воображении. Пастухи и лесничие не гибнут от одиночества: это недуг горожан. Дело в не видимых для нас стенах, которые мешают нам соприкоснуться. Не обвиняй себя. – Он внимательно посмотрел на родственника: – Садись. Наверное, тебе стоит хлебнуть хорошего бренди. Если ты заболеешь, никому от этого лучше не станет.
Доминик вернулся к креслу за столом и тяжело опустился в него:
– А ты сумеешь оградить подробности всего этого от попадания в газеты? Полагаю, что мне нужно известить о случившемся епископа…
– Нет, не надо. Пусть это сделает капитан Корнуоллис. – Томас все еще стоял над телом Рэмси. – А ты не знаешь, из-за чего произошла ссора?
