Второе следствие: не существует никакой нейрохимии половой любви, никаких романтических «модулей» головного мозга. Так как половая любовь, судя по всему, не является биологической необходимостью и вообще не имеет разумного смысла, то эволюционно наш мозг к ней не приспособлен. Биохимия телесного вожделения, биохимия душевного возбуждения и биохимия защищенности, склонности и доверия встречаются друг с другом мимолетно и то только в сенях мозга, у дверей в его святая святых. Это знание пронизывает историю западной культуры как «немое знание» вплоть до начала буржуазной эпохи. Только тогда начался «вселенский эксперимент» с желанием иметь все и во всем — была изобретена «романтика». Романтика совершенно неупорядоченным способом свела воедино аккуратно разделенные области вожделения, страсти и привязанности — создав квадратуру нашего мозгового релейного круга — и привела к биологическому и психологическому перенапряжению современности. Сексуальная стимуляция и стимуляция привязанности применяются не в качестве короткого замыкания, высекающего мгновенно гаснущие искры. Эти методы подаются как средство долговременного поддержания ожиданий партнера. Любовь, влюбленность и сексуальность. Сегодня мы мыслим все три явления связанными в единое целое, словно романтическая любовь — это необходимое правило, а не редкое исключение. Мы сейчас верим в романтическую любовь так же, как раньше верили в милостивого Бога. Мы мечтаем о том, чтобы все время направлять по этому священному пути нашу семейную карету, да так, чтобы ее колеса не соскользнули с колеи, а сама карета не рухнула в придорожную канаву.
В реальности, однако, все разлетается на куски: для любви в смысле привязанности очень важно, чтобы в жизни партнеров не происходило никаких значимых изменений; для любви в смысле притязаний на волнение и возбуждение чувств нет ничего лучше, чем разнообразие и новые требования к партнеру. Партнер, кружащийся в вихре страстных отношений, тянется к постоянству. Партнер, вовлеченный в спокойные безмятежные отношения, жаждет разнообразия. И в том, и в другом случаях говорят о любви, а не о партнерстве. Короче, отношения могут быть либо слишком щепетильными, либо слишком скучными — где-то между этими полюсами находится то, что именуют «истинной любовью». С биологической точки зрения, мы желаем слушать концерт оркестра, составленного из скрипок, электрогитар, арф и литавр одновременно. Мы хотим всплеска допамина и умиротворяющего потока серотонина. Мы хотим слушать убаюкивающую мелодию окситоцина и маршировать под барабанный бой фенилэтиламина.
Но довольно о грезах. Мы знаем из повседневного опыта, что жизнь не концерт по заявкам. Все больше и больше становится людей, которые ведут себя известным, адекватным нашему времени образом. Если притязания не соответствуют реальности, мы расплетаем наши потребности на отдельные функции, т. е. производим нейрохимическое и физиологическое разделение труда. Мы готовим дома любимые блюда, в Интернете ищем особенных половых партнеров и находим чувство защищенности и надежности у лучших друзей. Мы и сами не осознаем, как наше поведение вновь уводит нас в эпоху романтики: секс и привязанность расходятся в разные стороны. Спутница — прекрасная плоть будит желание; близкий по духу спутник питает и поддерживает привязанность.
Во всем этом нам помогают благополучие и свободное время. Эти помощники позволяют нам сегодня не расти — расти в смысле взрослеть и готовиться к жизненным испытаниям. Кто избавлен от непосредственного давления отбора со стороны грубого окружающего мира, кто не должен опасаться голода, холода, войны и бедности, тот может позволить себе вечный поиск; поиск романтического слияния, поскольку телесная близость уже не должна служить размножению.
Если верно мнение французского врача Эмиля Дево, который в 1920-х годах выяснил, что человек потому так долго способен к обучению, что его мозг формируется после рождения, то то же самое относится и к человеческой культуре. Запоздалый рост головного мозга Дево назвал неотенией. Она и подогревает нашу интеллектуальность. Опираясь на это понятие, я бы хотел ввести термин «культурная неотения», т. е. обозначить замедленное созревание человека из-за избытка благосостояния и свободного времени. Культурная неотения — это шанс (или проклятие) не созревать всю жизнь, живя в нашем современном обществе. И так же, как новорожденный ребенок выглядит совершенно беспомощным в сравнении с детенышем любой обезьяны, так беспомощны и мы в нашей культурной неотении в сравнении с инстинктивным ранним созреванием наших предков.
В настоящее время термин «кризис середины жизни» почти совершенно вышел из употребления. Основание: люди западного мира живут сегодня в условиях перманентного кризиса середины жизни. Этот кризис начинается на третьем десятке жизни и уже не заканчивается до самой смерти. Сегодня мы необычайно быстро входим в область чувств и ощущений середины жизни и надолго там задерживаемся. Питание, медицина и средства массовой информации заботятся о том, чтобы мблодые люди в западных странах как можно раньше созревали телесно. Все хотят жить как можно дольше, но не стареть. Гарантировать нам это должны уход за телом, косметология, медитация и здоровое питание. Мы хотим вечно искать, но никогда не находить. Это доставляет удовольствие, но сильно утомляет.
В рамках такой культурно-неотенической жизненной модели близка к закату и гибели романтическая идея нуклеарной семьи. Конечно, она может быть на удивление стабильной, но она тем не менее не является больше первейшим жизненным проектом. Несмотря на то, что мы в среднем стали позже обзаводиться семьей, тем не менее дети остаются с родителями дольше времени задержки нашего вступления в брак. Средняя продолжительность жизни составляет сегодня в Европе 75 лет. В 1930-е — 1940-е годы люди часто доживал и до 80, а нередко и до более почтенного возраста. В таком случае, когда дети покидают родительский дом, родители действительно находятся в середине жизни. Последствия нетрудно предсказать. Не только мужчины, но и женщины не станут лишать себя сексуальной радости, так как речь уже не идет о деторождении. Эмоциональные потребности женщины, таким образом, не соответствуют ныне их биологическому состоянию.
Способы обращения с неупорядоченным чувствомНи одно животное, считает нидерландский этолог Франс де Вааль, «не страдает так сильно от внутренних конфликтов, как человек» (126). Что касается любовных чувств, то романтика так тотально идеализировала полное слияние с партнером, что для жизни вообще не остается ни пространства, ни воздуха. Неудивительно, что такой экстатический момент может быть лишь мгновением. Продолжающаяся всю жизнь романтика — не более, чем литературный вымысел. XIX век робко и нерешительно перенес эту мысль в реальную жизнь. И только, век XX сделал из романтики нечто непреложно ожидаемое от любовных отношений. Сегодняшние суматошные конфликты между женщиной и мужчиной — по поводу верности и неверности, индивидуализации и обратной связи, самореализации и семьи — есть следствия всеобщего помешательства на романтических отношениях. Такие игры с истинами были невозможны в прошлые столетия, ибо подобные притязания не считались легитимными.
Все это показывает, насколько уязвимы сегодня любовные отношения — уязвимы, но все же возможны. Как пишет Ева Иллоуз, только высшие и благополучные средние слои общества могут жить по правилам романтических отношений, «ибо располагают необходимыми экономическими и культурными предпосылками; современная любовная практика определяется социальной идентичностью вообще и профессиональной идентичностью в частности. Это означает, что богатые люди имеют свободный доступ к утопическим устремлениям, хотя и не имеют устойчивых ценностных и отождествляющих чувств в романтической любви» (127).
