Валерио вылез из машины и приветствовал генерала.
— Все как вы приказали, — сообщил он.
Генерал повернулся, наблюдая за взлетом «757-го» американских авиалиний. Самолет оторвался от бетонной дорожки и стал подниматься все выше и выше, в облака. Потом Гомес оглянулся и спросил:
— Что Эрнан Галеано мертв? Да, сэр.
Генерал кивнул, потом сел в «мерседес» и уехал.
Глава 25
Майкл стоял в дверях и наблюдал за людьми в белых халатах, окружившими кровать. Эллен смотрела на него, пытаясь улыбнуться, в ее глазах стояли слезы. Она пришла в себя несколько часов назад, а до этого весь вчерашний день дрейфовала в забвение и обратно, бормоча что-то и хватая его за руку, прежде чем снова ускользнуть в темноту. Он отходил от ее постели, только чтобы уступить место докторам.
Она уже достаточно долго дышала сама, и теперь ей хотелось поговорить. Для этого надо было удалить трубку, и именно этим сейчас и занимался врач.
— О’кей, — сказал он, — вы можете покашлять?
Эллен кивнула. Лицо ее все еще было пугающе бледным, но она держала глаза открытыми, и Майкл, наблюдая за ее общением с доктором, с трудом сдерживал свои чувства.
— Осторожно покашляйте, — попросил доктор.
Эллен вздохнула, затем откашлялась, врач легонько дернул трубочку. Руки Эллен сжались. Она попыталась покашлять еще, и после двух или трех попыток трубочка выскочила.
Поздравления. Кашель. Эллен промыли рот, ее осмотрели и наконец оставили одну с Майклом.
Он подошел к постели жены и почувствовал, как слезы неудержимо устремились к выходу.
— Привет, — сказал он.
Она улыбнулась, попробовала ответить, но ничего не получилось.
Майкл наклонился и нежно поцеловал ее в губы. Из носа все еще торчала трубка, Эллен окружали еще всякие другие приборы, и следовало соблюдать крайнюю осторожность. Но сейчас не было ничего важнее, чем почувствовать ее губы под своими губами и прикосновение ее руки. Вот и все, что ему было нужно.
— Мне нравится твоя борода, — не сказала, а прокаркала Эллен.
Майкл улыбнулся и поцеловал ее ладонь.
— Ты выглядишь ужасно, — заметила она. Ее голос звучал настолько слабо, что он с трудом разбирал слова.
— А ты выглядишь замечательно, — ответил он.
— Можно мне увидеть ребенка?
— Доктора сказали, что через пару часов.
На лице Эллен отразилось разочарование.
— Расскажи мне о нем побольше, — попросила она.
Майкл усмехнулся.
— Ну, — начал он, — парнишка выглядит гораздо лучше, чем неделю назад. Тогда он был страшненький. Теперь уже больше похож на человека.
Эллен улыбнулась, а на подушку капнула слеза.
— Его уже отключили от респиратора, его легкие в порядке, — продолжал Майкл. — И сердце тоже. Знаешь, мне кажется, он не слишком-то благоразумный. Ему не понравилось в интенсивной терапии, поэтому его перевели в среднюю.
Она с трудом проглотила комок в горле.
— Там ему хорошо?
Он кивнул.
— У него уже есть имя?
— Пока нет. Я решил дождаться тебя. Но сегодня утром я его предупредил, что если он не перестанет безобразничать, то назову его Джаспером.
Эллен фыркнула.
— Он мною недоволен, — заявил Майкл, — я плохая кормилица. Он не прав, я стараюсь как могу, но ему не нравятся мой халат и маска, в которые мне приходится облачаться при этом.
Эллен прикусила губу.
— Я ужасно хочу его увидеть, — прошептала она. — Я хочу посмотреть, как ты его кормишь в своем халате и маске.
— Не волнуйся, увидишь, — пообещал Майкл.
В комнату вошли ее родители, и он отошел от кровати, пропуская отца Эллен.
— Привет, папа, — проговорила она, когда он взял ее за руку.
Крупный, всегда шумный великан-фермер пытался заговорить, но от избытка чувств слова застряли в горле.
Майкл посмотрел на тещу, она улыбнулась, стиснула его руку и шагнула вперед.
— Привет, дорогая, — проговорила она, и на ее утомленном лице появилось такое облегчение, что, казалось, оно помолодело на много лет. — Как ты себя чувствуешь?
— О’кей, — ответила Эллен. — Немного больно, но это не страшно. Я только хочу увидеть малыша.
— У тебя замечательный сын, просто великолепный, — заметила мать с улыбкой. — Мы с папой по-настоящему гордимся.
Отец Эллен неожиданно тихо всхлипнул.
Эллен стиснула его руку и тоже заплакала.
— Я люблю тебя, папа, — прошептала она.
Он кивнул, потом еще раз. Все они знали, какой драгоценностью она являлась для него, единственный ребенок, дочь, он любил ее так сильно и так боялся, что с ней случится что-то ужасное.
— Пойдем, не надо утомлять ее, — сказала Нина мужу.
Фрэнк встал, но Эллен удержала его руку.
— Не уезжайте домой, — прошептала она. — Пожалуйста, побудьте еще в Лос-Анджелесе.
— Мы никуда не уедем, пока ты не вернешься домой вместе с ребенком, — пообещал отец.
Эллен повернула голову, чтобы найти глазами Майкла.
Когда родители ушли; она продолжала плакать, слезы ручейками текли на подушку.
— Все хорошо, любимая, — проговорил он. — А теперь успокойся. Дыши. Все будет в порядке.
— О, Майкл, мне жаль. — Слезы душили ее. — Мне так жаль.
— Эй, — засмеялся он. — Не о чем жалеть.
— Я должна была тебе сказать, — продолжала она. — Я должна была сказать сразу, что ребенок твой. Ты заслуживал этого. О, Майкл, мне так жаль!
— Любимая, теперь это не имеет никакого значения. Это не важно, — ответил Майкл. — Главное, что вы оба с малышом живы и скоро будете совсем здоровы.
— И я утаила от тебя, что мне угрожали, — не унималась Эллен. — Кто-то звонил мне. Какой-то неизвестный приказывал прекратить съемки. Я не стала говорить, потому что не хотела тебя волновать. У тебя было так много… и ты мог потерять все… О Боже, сколько я наделала ошибок, столько всего бестолкового… и я люблю тебя так сильно.
— И я люблю тебя, а ты дурочка, что боялась волновать. Ты для меня важнее всего на свете. Но теперь это уже в прошлом, а нам нужно смотреть в будущее.
Ее глаза пристально всматривались в лицо Майкла, долго, неотрывно, ее взгляд был полон любви. А потом сон сморил Эллен, и она заснула, так и не отпустив его руку.
Он сидел рядом до тех пор, пока не пришла медсестра и не выставила его мягко за дверь. Ему самому надо отдохнуть, намекнула она, и хотя она ему об этом не сказала, ему надо принять душ и совершенно точно — побриться.
