— Не знаю точно, — отец загадочно улыбнулся. — Дома увидишь!
За разговорами время в дороге пролетело незаметно. Вот и родной до боли тихий дворик, а вот и полюбившийся мне Hyundai Accent, стоящий под огромной шапкой снега: «Бедняга, завтра я тебя почищу». Вот и родная квартира, в которой я не был, казалось, несколько лет. Все было чисто прибрано, а в гостиной накрыт стол на две персоны. За столом, широко улыбаясь сидел Стас.
— Привет славным антикиллерам! — Он и здесь не смог обойтись без шуток. Я, сглатывая комок в горле, молча подошел к другу и мы обнялись. Я не смог произнести и слова, да это было и не нужно, все было ясно без слов.
Пока я принимал душ, на столе появились разнообразные закуски.
— Па! Откуда такое великолепие? — удивился я.
— Вот приготовил к твоему приезду.
— Ты сам?! — моему удивлению не было предела, поскольку отец никогда не любил готовить.
— Хотелось тебя порадовать, да вон Стас помог. — папа был явно смущен.
— Папа, Стас спасибо вам огромное!
— Давай садись, закусим, а потом я горячее принесу.
Отец отправился спать вскоре после полуночи, а мы со Стасом просидели почти до утра.
На следующее утро, войдя в храм, я сразу увидел Соколова, он стоял около гроба и разговаривал с незнакомым мне священником. Я, как положено, подошел под благословение к батюшке, а потом мы крепко обнялись со следователем.
— Александр Иванович, в этой ситуации все слова, которые я мог бы сказать вам, даже в малой доле не смогут передать глубины моей благодарности. Вы просто спасли меня. Храни вас Господь! Только ваше служебное положение до сих пор сдерживает отца от серьезного подарка вам, который также не сможет никогда компенсировать то, что вы сделали для нашей семьи. Но мы все же…
— Денис, успокойся, — ласково перебил меня Соколов. — Ты же не думаешь, что я делал все это ради корысти?
— Что вы, я…
— Так вот, в любом случае сейчас не место и не время. Вот посмотри, — указал следователь на стоящий рядом гроб, — это и есть тот человек, про которого я тебе говорил.
Я перевел взгляд на усопшего и остолбенел. Было такое впечатление, что в гробу лежит живой человек: на счастливом лице застыла блаженная улыбка. Казалось даже, что на щеках играет легкий румянец. Это не было лицо покойника. Просто человек задремал, и ему снился приятный сон.
Пока не начался чин отпевания, мы с отцом в компании Соколова и священника вышли на улицу. Александр Иванович представил нас друг другу и вкратце рассказал невероятную историю. Наверное, в других обстоятельствах я должен был ненавидеть усопшего, ведь он так или иначе участвовал в ритуальном убийстве моей мамы. Но у меня не было на него ни капли злости или обиды. Этот человек испил свою чашу до дна, он сподобился от Бога прощения всех своих грехов и умер христианином — моим братом во Христе! Следователь рассказал еще одно маленькое чудо. Изначально похороны планировались на среду, но в силу какой-то невероятной цепи мелких нестыковок пришлось перенести церемонию на сегодня. Благодаря этому мы с отцом смогли тоже оказаться здесь.
А затем началась чудесная служба. Нет, здесь не было горя, традиционно связанного с похоронами, была радость проводов спасенной души. Николай сподобился быть похороненным на маленьком кладбище при церкви.
Пока накрывали стол для поминальной трапезы в маленьком домике священника, мы опять уединились вчетвером: отец Николай попросил меня рассказать вкратце свою историю. Батюшка был поражен тем фактом, что и я, и Николай Причастились впервые в жизни в один и тот же день.
— В духовной жизни, Денис, не бывает совпадений. Ты и Николай каким-то удивительным, непостижимым образом связаны. Вполне возможно, что связаны вы кровью твоей матушки. Случаи обращения ко Христу палачей, пораженных стойкостью казнимых ими христиан, не так редки. Не забывай, Дионисий, раба Божия Николая и наш храм.
— Куда уж мне, батюшка! Все так переплелось: Николай, вы, Александр Иванович, мама. Это все настолько удивительно, что, совершенно очевидно, никак не может быть случайностью.
Поминки закончились ближе к вечеру. Мы с отцом и Соколовым вышли на морозный воздух. Прощаясь, Александр Иванович неожиданно хлопнул себя по лбу ладонью:
— Вот голова садовая! Совсем закрутился. Я же на завтра пригласил Катю Озерову для очной ставки, — глаза следователя смотрели на меня, но я совершенно не понимал о чем идет речь.
— Какую Катю?
— Ну твою спасительницу! Ту самую, которая увезла тебя от клуба домой.
— Ой, — вмиг покраснел я. — Завтра, да?
— Да, Денис, завтра в 11.00 утра. Так что приезжай ко мне, и закроем окончательно твое дело.
— Ну, надо так надо, — тяжело вздохнул я.
Отец отвез меня домой и помчался на вокзал: завтра в Питере у него была важная встреча. Мы договорились, что я приеду в отчий дом в субботу утром. Мне очень хотелось сходить на мамину могилку, где я не был уже несколько лет.
«О любви немало песен сложено…»
27 февраля, пятница, Москва
Пятничное утро не добавило оптимизма: резко потеплело, на улице было около нуля, а с неба сыпалось что-то среднее между дождем и снегом. В 10.45 я входил в приемную прокуратуры. Формальности не заняли много времени. В это здание обычно входят легко, лишь с выходом обратно регулярно случаются проблемы. Вот и кабинет Соколова. Я постучал, и услышав стандартное «войдите», шагнул внутрь. Кроме сидевшего за столом следователя в комнате находились еще четыре человека.
— А вот и наш дебошир! — весело сказал Александр Иванович. — Садись сюда скраю, — показал он на свободный стул рядом с двумя молодыми людьми примерно моего возраста и комплекции. — Цэ подставные, — смешно изобразил Соколов украинский акцент, — а цэ понятые, — показал он на двух пожилых мужчин, сидевших напротив. — Сейчас приведу девушку, одну минуту.
Открылась дверь кабинета, она вошла первой. Наши глаза встретились, и я полетел в пропасть… Под ложечкой засосало так, как бывает, когда самолет попадает в воздушную яму. Эти неземные глаза небесно-голубого цвета, глядящие из под светлой челки, затмили собою все вокруг: я тонул в теплых ласковых волнах, ничего не замечая: ни в миг покрасневшего прекрасного лица девушки, ни ее длинных волос соломенного цвета, ничего не было в этом мире, кроме широко раскрытых голубых глаз. С трудом совладав с собой, я опустил взгляд в пол, сердце стучало нещадно, пытаясь вырваться из груди. Такое было со мной впервые: какая-то сладкая щемящая боль разливалась в груди. Сквозь ритмичный стук крови в ушах я с трудом улавливал фразы.
— Ваша фамилия, имя и отчество, — это был голос Соколова. — Девушка, вы меня слышите? — чуть громче повторил он.
— Да-да, — еле слышно ответила она. Я украдкой посмотрел на свою спасительницу. Ее взгляд тоже был опущен вниз. — Озерова. Озерова Екатерина Витальевна.
