Шукальский решил, что попытается бежать, как только узнает о том, что новые реакции применяются. А до тех пор он будет защищать жителей Зофии при помощи вакцины протеуса. Если бы Ян мог знать о письме Макса Гартунга, он внес бы серьезные коррективы в свои планы.
Марии Душиньской не понадобилось много времени, чтобы освоиться в большой, многолюдной лаборатории и в конце концов найти то место, где лаборанты проводили анализы проб по реакции Вейля-Феликса. Она установила определенный маршрут передвижения по лаборатории и завела поверхностные знакомства с другими лаборантами. Появилась возможность как бы невзначай проходить мимо журнала, в который заносились все результаты анализов, и бегло просматривать ежедневные записи. Зофия часто фигурировала в этом журнале, а рядом – имя Шукальского. Количество случаев заболевания, о которых он сообщал, уменьшалось точно в намеченной пропорции. Ей становилось легче от сознания того, что он все еще жив.
Среди офицерского состава в Майданеке прошел слух, что вскоре, возможно, придется покинуть лагерь из-за приближения русских. Однако лагерю смерти предписывалось работать на полную мощность до последней минуты.
Макс Гартунг ненавидел свою работу в Майданеке не потому, что там убивали, а потому что о нем забыло высшее командование. Он стал отверженным. Германия проигрывала войну, и было весьма сомнительно, что союзники проникнутся сочувствием к нацистам. Он понимал, что не должен попасть в плен. Эсэсовца никто не станет гладить по головке. Однако еще больше беспокоило Макса Гартунга молчание Фрица Мюллера. Что произошло с тех пор, как они обменялись письмами? Как обстоят дела с этими особыми реакциями, о которых упоминал Фриц? Когда наконец он будет все точно знать? Раздумывая над этим, Макс Гартунг давал полную волю жестокому воображению и снова перебирал в памяти имена тех обитателей Зофии, которым он еще раз собирался нанести визит: доктор Ян Шукальский, доктор Мария Душиньская, отец Пиотр Вайда. А другие? Если им кто-то помогал, Гартунг найдет всех до последнего. Гартунг знал, что с помощью тонкого искусства пыток, которое он усвоил за год в Майданеке, от них можно будет добиться любых признаний.
Мария продолжала трудиться в лаборатории Варшавы, стараясь избегать встреч с бывшими сотрудниками. Но за пять лет все врачи были заменены немцами. Остались лишь те поляки, кто работал на низших должностях. Однажды Фриц Мюллер нанес визит в лабораторию, но не узнал Марию.
В последних числах мая в другом конце лаборатории установили какой-то новый аппарат. Задав несколько наивных вопросов, она узнала, что прибор предназначен для проведения реакции связывания комплемента. От этой новости у нее замерло сердце. Мария понимала, что всего через несколько дней обнаружится, что с анализами крови из Зофии происходит нечто непонятное.
Делая вид, будто занимается собственной нелегкой работой для хирургического отделения, Мария обратила внимание на бурную деятельность в другом конце помещения.
Вскоре по лаборатории разнесся слух, что новая реакция связывания комплемента более надежна, чем прежний испытанный анализ Вейля-Феликса, и что пока все пробы, давшие после анализа Вейля-Феликса положительный результат – полностью подтверждены посредством нового метода. Однако к концу дня настроение в другом конце лаборатории изменилось. Легкое смущение перешло в полное изумление, когда обнаружилось, что пробы крови из Зофии дали отрицательный результат.
Мария услышала, как один из лаборантов позвал доктора Мюллера. Спустя несколько минут доктор начал осматривать новое оборудование, реагенты и сам проверил эти поразительные результаты. Даже со своего места Мария заметила, как шея доктора у воротника приобрела алый цвет, краска поползла вверх и покрыла всю голову. К сожалению, она не расслышала, что он сказал, но по его движениям и жестам поняла, что тайна Зофии разгадана.
У Марии затряслись руки. Отойдя от рабочего стола, она скрылась за рядом шкафов и, тяжело дыша, прислонилась к стене. С этого укрытия ей были видны удивленные лица лаборантов. Затем ее взгляд упал на журнал записей, куда заносились все результаты. Его заберут сегодня вечером и результаты телетайпом разошлют в разные нацистские штабы тех районов, откуда приходили пробы крови.
Вскоре суматоха улеглась, и доктор Мюллер бросился вон из лаборатории. Качая головами, лаборанты возвращались к своим рабочим местам. Наконец наступило спокойствие, и все пошло своим чередом.
Мария решила пройтись по лаборатории. Через пару минут она оказалась на другом конце помещения и, обменявшись несколькими любезностями с другими лаборантами, сумела заглянуть в журнал. От увиденного она онемела.
Доктор Мюллер доложил лишь об анализах Вейля-Феликса, в журнале не значились результаты реакции связывания комплемента.
Мария не знала, как долго простояла, тупо глядя на журнал, но, когда ей наконец удалось оторваться от него и вернуться к своему рабочему месту, ее мозг лихорадочно заработал.
Фриц Мюллер не сообщил в Зофию о результатах реакции связывания комплемента только по одной причине – он хотел задержать Шукальского в городе, чтобы у них хватило времени арестовать его. Мария стала обдумывать, что можно предпринять.
Все виды связи – телефон, телеграф – были исключены. Прошло уже два месяца, как она уехала из Зофии. Дитер Шмидт наверняка следит и ждет, когда она попытается связаться с Шукальским.
Как же найти способ предупредить его?
И тут ее осенило. Пусть ее послание отправят сами нацисты.
Она взяла со стола журнал, в который заносились результаты анализов крови, и прилежно записала итоги своей работы этого дня.
Последняя ее запись вместе с фамилией пациентки читалась следующим образом:
«Czarnecka, Danuzsa. WF+»
Затем Мария как бы невзначай наклонилась и добавила последнюю запись к списку, который сегодня вечером по телетайпу уйдет в Зофию:
«Totenkopf, Jan. CF+»
Макс Гартунг угрюмо молчал, пока Фриц Мюллер говорил натянутым и сдавленным голосом. Связь была плохой, но извинение по телефону прозвучало исключительно четко.
Когда его друг умолк, Гартунг невольно улыбнулся и сообщил Мюллеру, что им в дальнейшем следует предпринять.
Ян Шукальский взглянул на привычный список с результатами анализов, который только что пришел из нацистского штаба. На протяжении двух с половиной лет он просматривал такие списки почти ежедневно, но этот оказался короче прежних. И он знал, что следующий станет еще короче и так продолжится до тех пор, пока эпидемия не закончится. Он надеялся к тому времени уже покинуть Зофию, прежде чем нацисты обнаружат, что здесь произошло.
Стоял душный, туманный день, предвещая наступление жаркого лета. Ян откинулся на спинку стула и глазами пробежал список – конечно, все результаты положительны – и начал думать об отвлеченных темах. Имена в списке стали сливаться, пока он погружался в мечты.
