Книга Тяжкие повреждения - Джоан Барфут

Она все устроила. Она подумала обо всем, подумала о нем и предложила свой план. Послушать ее, так это была своего рода сделка, каждый из них что-то делал для другого.

— Почему? — спросил он. Она предлагала так много, куда больше тех воскресных свиданий, и на это у нее должны были быть причины, связанные не только с ним, так что это были за причины?

Конечно, она поняла. Она все понимает, даже если понимание не всегда, вот как сегодня, заставляет ее быть мягче и милосерднее. Она сказала:

— Потому что нужно довести все до конца. Иначе все это никуда не годится. Я не знаю, как все должно происходить, но чувствую, как можно к этому прийти.

Он совершенно не понимал, о чем она. Что значит «до конца», что «все это», и куда «прийти».

— Ладно, — сказал он. — Хорошо.

Аликс, которая столько всего узнала о системе правосудия, почти обо всем позаботилась. Например, узнала, что правила условно-досрочного освобождения позволяют переехать, выяснила, куда ему являться для отчета. Еще она поговорила с бабушкой и отцом, так убедила их, так заворожила, что они, хотя и сказали сперва нет, в конце концов сказали да.

Родди был в смятении. Он был ошеломлен и подчинен.

Но это было нормально.

— Будь поосторожнее там.

Бабушка все еще переживала, когда он с двумя своим чемоданами вышел из дома на следующей неделе. У нее были слезы на глазах. Наверное, она все себе представляла не так. Но возможно, ей тоже стало легче. Как бы то ни было, она его обняла.

— Приезжай, слышишь? Мы тебе всегда рады. И звони обязательно. И возвращайся, как только захочешь, хорошо?

Отец сказал:

— Веди себя хорошо, сынок.

Они двое стояли на лужайке и махали вслед, когда Аликс увозила Родди. Опять — прощание с целой жизнью. Он думал, что и они чувствуют то же самое, только им придется привыкать к переменам, произошедшим не по их выбору, а его ждало что-то увлекательное. Это тоже был не совсем его выбор, но какой поворот событий!

Каждый раз, когда он видел Аликс, его жизнь, казалось, круто поворачивала.

Ему было стыдно, как легко, с каким легким сердцем он оставлял их, особенно зная, как они старались, особенно если сравнить с тем, что произошло со многими другими; но он не мог стыдиться того, что поступил именно так. Он молодой, они старые, жизнь не стоит на месте — только так к этому и можно было относиться. Может быть, и они к этому так относились, просто им нужно привыкнуть. Ему тоже нужно было ко многому привыкать. Он ждал этого с нетерпением.

В машине Аликс сказала:

— У меня целая куча информации о разных колледжах и университетах, можешь все просмотреть, когда устроишься. И я тебе расскажу, какую можно найти работу. Но ты, — она взглянула на него и улыбнулась своей всеведущей улыбкой, — не волнуйся. Я не собираюсь на тебя давить. Правильный путь сам найдется, я знаю.

Смешно, как она верит в то, что что-нибудь само найдется. Ему это нравится, хотя у него самого такой уверенности нет. Да, но она больше его знает о таких вещах: о вере, о надежде, обо всем таком. Она этим всерьез занималась, по-своему училась этому, если в этой группе Умиротворения чему-то учились.

Квартира у нее над магазином, где продают всякую всячину. Две комнаты, как она и сказала, плюс крохотная кухня и ванная. В ванной нет окна, поэтому там очень темно. В комнатах по большому окну на улицу, она довольно шумная, к этому пришлось привыкать: к шуму движения, громким разговорам, поднимающимся с тротуаров, и сиренам. Снаружи окна жутко грязные. А дома у Аликс ни пылинки, как сказала бы бабушка, они сами все убирают, и каждый моет за собой посуду, и все такое, но квартирка все равно сарай сараем. В спальне Аликс стоит кровать, платяной шкаф и несколько полок. Там, где спит Родди, у нее раньше была гостиная, да и сейчас тоже, там есть пара деревянных стульев и стол с пластиковом столешницей, старое мягкое кресло, обитое зеленой тканью букле, и такой же диван; он раскладывается, и на нем Родди спит. Геморрой, конечно, каждое утро его складывать, каждый вечер раскладывать, но когда такая теснота, выбора нет.

Это, в общем, не совсем то, о чем думали они с Майком. Вместо того чтобы подниматься домой на лифте, он взбирается по темной лестнице. Вместо того чтобы смотреть сверху на сверкающий ночной город, на ярко освещенную панораму настоящей жизни, он видит в окно кирпич, бетон и грязь.

Год назад он все представлял себе по-другому, и жизнь у него была другая.

У нее, как он предполагает, тоже.

И у ее матери тоже, это точно, и у всех в ее семье.

— Готов? — спрашивает она, подходя к нему сзади. — Хорошо выглядишь. Так, как нужно. Только не будь таким мрачным, переживешь.

Она улыбается, как будто сказала что-то смешное, хотя, если подумать, может получиться и так, что он всего этого не переживет. Зависит от того, кто к чему склонен, у кого какое будет настроение. Невредимым ему все равно не уйти. Хорошо, что он ей верит. То есть верит в могущество ее присутствия.

А она и в самом деле выглядит могущественной. Не в костюмно-портфельном смысле, у нее просто так твердо сжаты губы и глаза такие ясные и безмятежные, как будто совершенно не стоит беспокоиться из-за того, что они затеяли.

Интересно, ее семья уже привыкла к этому? Может, они научились не смотреть прямо на нее, чтобы их не слепило? Родди с этим еще не свыкся. Он прожил здесь уже несколько недель, но по-прежнему постоянно поражается. Каждый раз, когда она входит или он входит и видит ее, это почти как в первый раз — обезоруживает. Притягивает, хотя ничего плохого в этом нет. Он не знает, что это. Он думает, что она его привлекает; что пробуждает в нем желание быть всем, чем он только может быть, скорее для нее, чем для себя. «Будь поосторожнее», — сказала бабушка. А отец: «Веди себя хорошо». Он бы так и сделал, если бы знал, что значат слова «осторожно» и «хорошо» в этом новом мире, в этой фантастической, неожиданной, пугающей ситуации.

Пока Аликс ничего от него не требовала; разве что сегодня. Она с самого начала сказала:

— Тебе надо хорошенько со всем здесь познакомиться, не торопись.

И как раз этим он занялся: встает по утрам первым, чтобы освободить ванную к тому времени, как она ей понадобится, ставит на стол хлопья и сок для них обоих, а потом, когда она идет на работу, он тоже уходит. Провожает ее до автобуса, а потом в любую погоду, даже в дождь, идет знакомиться. Столько разных жизней у стольких людей разной формы и цвета! Даже еда другая, вот есть фрукты, он даже не уверен, что это фрукты, — чистят их, режут, готовят или просто так берут, как яблоко, и кусают?

— С ума сойти, — говорит он Аликс. — Никак не привыкну.

— Я так и думала, что тебе понравится, — слышно, что она за него рада.

И вот она говорит:

— Идем. — И он может сколько угодно смотреть на нее умоляющим взглядом, она не обращает внимания, и они все-таки выходят. Она запирает дверь. Его немного удивляло поначалу, что она так думает о безопасности и настаивает, чтобы он тоже запирал дверь, уходит он или остается дома. «Потому что, — объясняет она, — я знаю то, что знаю».