…В доме пахло свежими щами и жареной картошкой — Кирш чувствовала, что ее мутит, и спешила надеть ботинки.
— Может быть, все-таки останетесь, Кирочка, пообедаете?
Денис бросил на жену грозный взгляд;
— Оставь человека в покое; сказали же, что нет! Что за манера…
За порогом пахнущей воскресным обедом квартиры Кирш облегченно выдохнула; она не собиралась оказываться у Дениса в гостях и, если бы накануне он не вытащил ее из драки в том же дворике, что и несколько лет назад, эту ночь она — мертвецки пьяная — запросто могла бы провести на улице, не дойдя до своего дома. И опять-таки первая медицинская помощь: на этот раз рассеченная бровь… Когда заспанная Ольга открыла дверь, она вскрикнула и испуганно прикрыла рот оборкой от халатика, накинутого поверх ночной рубашки.
— В гостиной постели, мы пока на кухню, лечиться, — скомандовал Денис, усадив Кирш под вешалкой и осторожно стягивая с нее ботинки.
— Она что же, ночевать…
Столкнувшись со взглядом Дениса, продолжить жена не решилась и отправилась застилать чистую постель для незваной гостьи.
Кирш проснулась от нестерпимого для неопохмелившегося человека запаха щей и увидела над собой портрет маленькой Киры, хрустальную люстру и восточный натюрморт в позолоченной раме. За раздвижными дверями слышались голоса: в чужом доме вовсю кипела жизнь. Кирш поморщилась, прикоснувшись к ноющей брови, и, спешно натянув кофту, села; стрелки на настенных часах давно уже начали новый круг этого дня. Проснуться в такое время в чужой гостиной, где к тому же ты оказался без особой надобности, а лишь по какой-то досадной нелепости, это одно из тех редких «удовольствий», которые Кирш, внутренне содрогаясь, называла «неумытой тоской». Печаль бывает благородной, как ровный шум осеннего дождя за сводами старых окон Исторической библиотеки, где Кирш провела немало вечеров в пору романа с преподавательницей философии… Тоска же может быть только несуразной и неумытой, как этот осадок вчерашней ночи и неуютное пробуждение в доме Дениса.
Вчерашняя ночь начиналась в «Перчатке».
— Водки сто! — Кирш оглянулась от стойки и поприветствовала подошедшую хозяйку заведения.
Настена обняла ее и, по-дружески похлопав по синие, спросила:
— Где ж твоя волшебная Алиса?
— Дома, в Питере, рассеянно ответила Кирш и хотела было отойти, по Настенина помощница, продающая обычно билеты, добавила звонким голоском:
— Что-то все в Питер потянулись; вот и Рэй туда подалась, да так там зависла, что на звонки вообще не отвечает, а ведь сама просила про квартиру узнать!
Кирш удвоила заказ и, решив, что вечер только начинается, стала разглядывать других посетительниц: скользила по их лицам помутневшим взглядом, но, бегло поздоровавшись, не хотела продолжать знакомства — как не имело бы смысла знакомиться с декорациями или экспонатами музея восковых фигур.
Горечью в запотевшей стопке и долькой лимона на краю Кирш провожала любовь; без борьбы, как и полагается провожать капитулирующую любовь, — она просто отпускала ее. Только руки вспоминали одно-единственное тело и беспомощно сжимались в кулаки. Чье-то, неосторожное слово — и не найдется такой силы, которая остановит Кирш в ее желании крушить все вокруг, рушить мир за то, что оп посмел остаться, когда не стало любви.
Неосторожное слово произнес кто-то на улице, уже рядом с домом, да и сказал-то его этот «кто-то» вовсе не Кирш, а какой-то заплаканной девушке, сидящей на снегу с ладонями, прижатыми к лицу. Так же плакала Алиса в их первый вечер в деревне. Кирш резко повернулась: мужчина продолжал кричать, он вновь замахнулся, и Кирш заревела, набросилась на него, забивая кулаками — поженски отчаянно, забыв о приемах. Конечно, этот громила был сильнее; она падала от его удара в снег и, едва поднявшись, набрасывалась снова. Она дралась не с прохожим, она дралась сама с собой, и не могло быть речи о пощаде. Снег, удар, соленый привкус теплой крови; холод снега, неотвратимость удара, желание проснуться от этого сна…
…Кирш покосилась на жену Дениса: та с нетерпением следила за тем, как незваная гостья затягивает шнурки на мощных ботинках. Кирш не нравилось слово «баба», и она делила женщин на «сексоток» и «просто женщин». «Сексотки» украшают мир своим существованием, независимо от того, сколько ума в их красоте; «просто женщины» гарантируют, что механизм социума будет функционировать, что в духовках будут печься пирожки и на рынках не остановится торговля. Жена Дениса — полная молодая женщина, стоящая перед Кирш в коридоре, — была просто женщиной; почему-то Кирш, глядя на нее, вспомнила прежних подруг Рэй и отвела взгляд, – наверное, только с такими и можно бежать от жизни; есть водка, есть такие женщины — и ты крутишься внутри большого механизма, как маленький винтик.
А Алиса уехала. И почему-то не хотелось спастись с помощью «просто женщины». И с помощью той недоступной вчера для других «сексоточки», которая покорно позволила Кпрш прижать себя к стене в туалете «Перчатки». Кирш только вымыла руки и, даже не оглянувшись на сладкоголосое: «Куда же ты?» — поспешила покинуть стены того похотливого туалета. «Еще водки», — сказала она бармену.
…Денис спустился проводить Кирш, она быстро сбежала по лестнице и, резко оглянувшись у самого выхода, взмахнула рукой:
— Ладно, Ден, пакэ! Спасибо.
Денис мялся в дверях подъезда:
— Ты домой?
Кирш уже сделала шаг на улицу, и через открытую дверь на Дениса летели мелкие снежинки, Я к Максиму еду,
— Так давай отвезу! — оживился Денис. — Сейчас, ключи только возьму!
Лицо Кирш мгновенно обрело строгое выражение борца.
— Не вздумай! Щи иди кушай, тебя дети ждут на семейный обед!
Дверь захлопнулась перед самым носом Дениса, и он, помедлив, начал было подниматься обратно. Но вдруг, неожиданно развернувшись, выбежал следом за Кирш.
— Стой!
— Чего тебе?! — Кирш со скрипом затормозилась на притоптанном снеге.
— Я не хотел тебе говорить… Ты ж вчера кричала, что вы с Алисой твоей расстались, что она домой уехала… А она у моих, ну, короче, по наркотикам проходит, В общем, в Москве она, за решеткой. Я подумал, что тебе надо знать, даже если вы расстались… — Денис смотрел в снег и, закончив фразу, перевел взгляд на глаза Кирш — они не моргали и, казалось, не выражали ничего, кроме ужаса.
— Отвези меня туда. — Голос прозвучал хрипло.
— Так просто не получится, там договариваться нужно, а сегодня воскресенье.
— Где это? Я сама поеду.
Не дождавшись, когда машина остановится, Кирш открыла дверцу и в несколько шагов оказалась у входа в следственный изолятор.
Человек в форме преградил ей путь:
— Обычно сюда так не ломятся, стой.
— Мне нужно, у вас там девушка моя!
