Потом пришел черед погребальной трапезы.
Все знали: вино, подаваемое на подобных застольях, надо пить с опаской. В него добавляли особое зелье, позволяющее сотрапезникам быстро достичь такого состояния, когда ка каждого из них могла на время покинуть тело и присоединиться к ка умершего. Рамсес едва пригубил напиток, царские супруги тоже скорее делали вид, что пьют, и только юная Исинофрет, тезка своей матери, проигнорировала запрет. Вскоре ее на носилках отнесли на корабль, и проснулась она только на следующий день.
Когда приличествующие случаю песнопения и ритуальные танцы закончились, уже наступила ночь. Засияли первые звезды, словно напоминая людям, что они — не более чем пыль перед очами божеств. В такие ночи человек осознает свое истинное место в мироздании. С приходом дня его самодовольство и гордыня просыпаются снова.
Ни один фараон никогда не похвалялся тем, что является воплощением ночи. Сидя на носилках, перед которыми шествовали двое слуг с факелами, сын бога Скрытого, Света и Бытия долго смотрел на небо — живот богини Нут, матери Сета. Ему вспомнилось, что богиня боялась собственного сына: «Мои пальцы разрывают плоть его, словно наточенные ножи, мои ногти рвут его, как острые лезвия…»
Он принес своего первенца в жертву чудовищу. И был счастлив, что избавился от этого бога, ненавидимого собственной матерью.
Глава 35
Радость горбатого мальчика
Когда последствия природного бедствия устранены, когда разобраны руины и отстроены дома, когда жертвы похоронены, а раненые вылечены, когда посажены новые деревья и пейзаж снова становится гармоничным… не верь глазам своим. Воспоминания о пережитом испытании навсегда остаются в памяти.
Царская семья и придворные какое-то время проводили в Уасете, потом переезжали в Пер-Рамсес. Жизнь вернулась в привычную колею, потекли чередой всенародные праздники и торжества в семье фараона. И все-таки, хотя Рамсес-младший, сын Исинофрет, отныне занял место наследника трона, образ Именхерхепешефа не стерся с барельефов памяти.
Помнил о нем и наследник, который был всего на год младше Именхерхепешефа. Наследовать принцу с таким горячим нравом, воспоминания о котором были особенно яркими из-за того, что он покинул этот мир преждевременно, было трудной задачей. В такой ситуации наследник обычно пытается подражать своему предшественнику, чтобы оказаться на высоте в случае, если кому-нибудь вздумается их сравнивать. Рамсес некоторое время пытался. Но он не обладал ни величественной осанкой покойного Именхерхепешефа, ни, что особенно важно, его темпераментом. Ласковый и улыбчивый, он не умел, как брат, гордо вскидывать голову, одним своим видом вселяя робость в норовистого собеседника. У него хватило мудрости не исполнять чужую роль. И все, кто его знал, пришли к выводу, что он станет снисходительным правителем.
Нефертари отыскала чернокожую рабыню, которая действительно забеременела от ее сына. От столь неравного союза родился ребенок, мальчик. Нефертари решила дать ему первое, детское имя покойного — Именхерунемеф. Таким образом она продлила жизнь своему первенцу.
Образ старшего брата не стерся и из памяти четвертого сына фараона, Хаемуасета, «того, кто появился в Уасете», так жестоко униженного покойным за неделю до своей смерти. Обдумывая случившееся, особенно после того как он увидел Именхерхепешефа в саркофаге, юноша пришел к выводу, что брат на самом деле ничего не имел против него — что им было делить? Старший брат изнасиловал рабыню не потому, что, испытывая потребность в плотском удовлетворении, внезапно возжелал ее; Ими был счастливо женат, к тому же мог призвать любую наложницу. Нет, им овладел злой демон. Но кто? Разговор с вдовой, Неджмаатрой, навел Хаемуасета на мысль: Ими пребывал во власти Сета. Он отправился в храм Амона, где писцы объяснили ему роль этого бога, о котором Хаемуасет знал только то, чему его учили в кепе, а значит, немного. Воспоминание о красной буре, во время которой брат чуть не погиб, и решение отца убрать из зала для аудиенций статую Сета только подстегнули его интерес. Значит, фараон и сам пришел к подобному же выводу, поэтому предпочел, чтобы Сета заменил Хонсу.
Хаемуасета охватила ненависть к мрачным силам, приведшим Ими к гибели. Волны страсти были тем горшком, в котором они приготовлялись, распространяя ядовитые испарения. Какие страсти? Да те, что буйствовали во дворце — гордыня и самолюбование, проявление животных инстинктов, презрение к себе подобным…
И эта ненависть не угасала. Когда отец предложил ему управлять царскими конюшнями, сын ответил ему так:
— Не знаю, обладаю ли я способностями к этому делу, божественный отец, но я точно уверен, что не хотел бы этим заниматься. Я хочу стать писцом.
— Писцом?
— Да, писцом в храме, отец.
Рамсес долго раздумывал над таким ответом.
— Мне не нравится навязывать другим свою волю. А все, кто тебя окружает, стремятся к власти и соперничают между собой. У моих братьев это получится лучше. Я же, с твоего позволения, божественный отец, посвящу себя служению богам.
Ласковый, но исполненный уверенности голос Хаемуасета звонко прозвучал в зале, где отец с сыном были одни.
— Это решение как-то связано со смертью Ими?
— Не столько со смертью, сколько с жизнью, божественный отец. Я видел, как насилие захватывает его, как волна уносит барку в бурное море. А однажды вечером он вошел ко мне в комнату, одержимый духом разрушения. Я не хочу стать на него похожим, да и не смог бы.
И снова оба помолчали.
— Ты выбрал бога, которому хотел бы служить?
— Да, это Птах. Для меня он — бог примирения. Он — дух Амона, который дает власть над всем земным.
Рамсес улыбнулся: именно такой он видел роль Птаха в божественной триаде. И он подумал о том, что со временем его третий сын станет править в Хет-Ка-Птахе — городе, чьим покровителем является Птах. И для сохранения мира в царстве будет неплохо, если наследник престола возглавит один из самых могущественных культов.
— Знаешь ли ты, какова жизнь писца?
— Она проста и проходит в трудах, и я знаю, что слуг у меня не будет, — с улыбкой ответил Хаемуасет.
— Ты считаешь себя наследником трона?
— Амон, Ра и Птах даровали тебе долгую жизнь, божественный отец. У меня есть старшие братья и много младших. Когда пробьет час, я буду готов служить тебе.
— Хорошо, — сказал Рамсес. — Я поговорю с визирем Севера и уведомлю о твоем решении Верховного жреца храма Птаха[47].
* * *
Хаемуасет покинул дворец на следующий день после шумного праздника. Отмечали сразу три события: свадьбу Нефертари, младшей сестры, рождение второго сына старшей сестры Бакетмут и первого ребенка старшего брата, Рамсеса. Во дворце он оставил свою молодую супругу Нехбет-ди, с которой отныне мог видеться в те периоды, когда не будет служить в храме. С собой Хаемуасет уносил сверток с двумя сменными набедренными повязками из тонкого льна и запасную пару сандалий с подошвами и шнурками, сплетенными из конопли, — отныне ему не разрешалось носить на теле изделия из кожи животных или их шерсти.
