Осязание так же ясно рисовало Виктору дорогу, как Рублеву глаза, привычные к темноте. Конечно, за неполную неделю Комбат не успел его натренировать и теперь пустил вперед, чтобы подстраховать в случае промашки. Только добравшись до последней платформы, они поменялись местами.
Приподняв голову, Комбат различил силуэт с автоматом на крыше пассажирского вагона. Здесь не обойтись без глушителя. Но силуэт уже сместился в сторону — при такой езде неподвижный человек быстро коченел на ураганном ветру. Дозорный отошел от края и пропал из поля зрения.
Обернувшись назад, Рублев увидел, что его напарник никак не может преодолеть последнюю сцепку. Виктор явно устал, пальцы закоченели и не слушались.
«Сейчас», — буркнул себе под нос Комбат и развернулся назад.
И тут же почувствовал слабость в коленях, полное безразличие к происходящему. Автомат тяжким грузом висел на спине. Внутренний голос подсказал, что от него давно пора избавиться. Рублев так и сделал — снял «Калашникова» и положил себе под ноги.
Он досматривал сон, зная что вот-вот проснется. Все это не взаправду — качка, свист ночного ветра, тусклая луна, узкоплечая фигура, приближающаяся по краю платформы. Вяло передвигая ноги он двинулся навстречу Женьшеню.
Виктор тем временем собрал последние силы, стиснул зубы и, наконец, перебрался на платформу. Он почувствовал присутствие еще одного человека — совсем близко.
И удивлялся, почему молчит оружие Комбата. Может Иваныч отыскал своего среди конвоиров груза?
Женьшень прижался к стенке из стального листа, пропуская Рублева вперед по узкой дорожке. Внимательно посмотрел на второго лазутчика — его удивили темные очки, но он никак не мог предположить, что слепого человека кто-то отправил на ответственное задание.
На Виктора этот взгляд никак не подействовал. Он не сопровождался ни запахом, ни звуком, чтобы привлечь внимание незрячего. Зато шаги Комбата Виктор прекрасно различил — безвольные шаги обезоруженного человека. Вскинув автомат, он дал короткую очередь — сориентировавшись на чужое дыхание.
Треск очереди вывел Рублева из заторможенного состояния. Комбат не мог понять, что произошло, да и времени ему не было предоставлено. Вынырнув из тумана под знакомый треск «Калашникова», он среагировал с ходу. Моментально пригнулся, отпрянул назад и наткнулся спиной на человека.
Сзади мог быть только напарник. Не глядя, он придержал его рукой, чтобы Виктор не потерял равновесия.
Но рука наткнулась на кого-то другого. Обернувшись он увидел знакомое бесцветное лицо с серыми, будто пыльными волосами. Еще мгновение Женьшень удивленно ощупывал рукой свою простреленную грудь. Потом зашатался и сорвался вниз с платформы.
В пассажирском вагоне все пришло в движение.
Кто-то вслепую пустил очередь из окна, побоялся высунуться.
— Назад! — скомандовал Комбат. — Сюрприза не получилось.
Отступая, Виктор случайно нажал локтем кнопку на автомате гидропривода. Тонкие гофрированные листы двинулись по направляющим, раскрывая платформу.
Комбат чертыхнулся — сейчас они оба окажутся как последние волосья на лысине.
Музыкант не понял, что произошло, замер на месте.
Рублев потащил его за собой. Под треск очередей они успели укрыться за большим, уложенным набок цилиндром — тот был оплетен тросами и надежно зафиксирован растяжками.
— Что с тобой стряслось? — спросил Виктор. — Кто это был?
— Обсуждение после сеанса. По крайней мере ты мне жизнь спас.
«Калашников» все еще лежал там, где Комбат его оставил. Теперь до него было трудно добраться — платформа простреливалась.
— Давай-ка сюда, — он потянулся к трофейному гранатомету висящему на плече напарника. — Хватит с ними церемониться.
Выстрел, второй, третий — из развороченного бока вагона полыхнуло пламя. Ветер бешеной скорости в ту же секунду раздул его, вытянув наружу яркие языки. С треском начали лопаться стекла. Несколько человек выпрыгнули наружу и покатились под откос, ломая кости.
Боевик на крыше заметался, не зная что делать — от сквозняка в вагоне огонь ревел как вырвавшийся из западни зверь. На всякий случай человек в камуфляже поднял руки кверху.
— Давай сюда! — крикнул Комбат, но понял что только Виктор имеет шансы расслышать этот крик.
Тогда он просто махнул рукой и боевик, не теряя времени, соскочил на платформу. Он оказался таджиком с двумя сплошными рядами золотых коронок во рту.
— Надо передать машинисту — пусть тормозит.
Совсем одурел от страха.
— Сдаюсь, — беззвучно шевелил губами таджик.
Теперь никакие угрозы не смогли бы загнать его обратно на полыхающий, сыплющий искрами вагон. Жар опалял уже платформу, в заклинивших на полпути гофрированных листах отражалось сияние огненного вихря.
Казалось, они плавятся, текут.
— Лежать, руки за голову, — приказал Комбат и сплюнув в сердцах полез сам.
Он бежал по крыше, которая могла обрушиться под ногами. Справа и слева из каждого окна, словно из сопла ракеты, бил факел. Только ракета не уносилась ввысь, а летела низко над землей.
Гимнастерка тлела, кожа на лице спекалась, слезились глаза. Добравшись до противоположного конца крыши, он окунулся в поток благословенного холода — искры и жар относило назад.
Остальное было делом техники. Сбросив скорость машинист тепловоза сцепил руки за головой.
* * *
Рассвет застал Виктора сидящим на краю платформы. Он свесил ноги вниз и подставлял лицо первым солнечным лучам. Пассажирский вагон окончательно выгорел — над остовом в разных местах курился сизый дымок.
Комбат с таджиком осматривали обгорелые трупы.
У некоторых еще можно было распознать черты лица.
Другие почернели, усохли, как мумии, прикипели к полу.
— Вот он, начальник, — узнал, наконец, золотозубый. — Из Москвы прилетел, погрузка командовал.
— Фамилию не слыхал? — без особой надежды спросил Рублев.
— Извини, да — фамилия не знаю. Точно слыхал, что фэ-сэ-бэ.
— Еще были из «фэ-сэ-бэ» люди?
— Извини, да — больше никого не слыхал.
Вдруг издалека послышался хорошо знакомый Комбату стрекот. Винтокрылая машина явно не случайно залетела в эти края. Виктор нахмурился, задрал лицо кверху, как будто это помогало лучше слышать.
Снизившись, вертолет пролетел над их головами, потом по плавной кривой развернулся в обратном направлении.
— Когда начался стрельба, он вытащил антенна, переговаривался, — сообщил таджик.
Машинист молчал, покусывая травинку.
— Какой был назначен конечный пункт? — обратился к нему Комбат.
