По сравнению с прежними мероприятиями пять тысяч собравшихся представляли жалкое зрелище. Все делегаты голодные и ободранные, а часто и больные. Соответственно и настроение аудитории мрачное, циничное.
Даже добирались бедняги до места проведения этого спектакля с превеликими трудностями, хотя я и дал указания — не уверен, что они выполнялись — не препятствовать их перемещению. Многим, особенно европейцам, пришлось идти пешком.
Сразу начались было воровство, грабежи местных жителей и разборки, однако это удалось остановить, воззвав к чувству ответственности делегатов. Однако общее негативное впечатление осталось, и местное население сохраняло мрачную настороженность; возле лагеря всегда присутствовала толпа зевак, иногда в несколько сот человек.
Организаторы продумали распорядок мероприятия, размещение делегатов, выставили охрану — по большей части не от нападений извне, а чтобы не допустить внутренних беспорядков. Хотя было задумано равномерное распределение участников по расовым признакам, белые сразу же спонтанно выделились в лагерь внутри лагеря с отдельной охраной. Циркулировали шуточки, по большей части беззлобные, обыгрывался тот факт, что главный обвинитель белый. Повсюду распевали песенку: «Мой бабуля хиндустани, я почетный негритяни» (как вариант «Мой бабуленька британи»).
Автор шедевра, как водится, неизвестен. Принято говорить, что выходят такого рода куплеты из народа. Да, воистину велик и всеобъемлющ дух народный…
Выдалась небывалая, просто невероятная жара. Высокая температура — ключевая характеристика месяца. Тень от древних олив падала лишь на часть громоздких старых палаток и иных сооружений, главным образом лагерь жарился в палящих лучах солнца. Воды не хватало. Сангигиеническое обеспечение — впритирку. Если бы не несколько сжалившихся над местностью ливней, через неделю там невозможно было бы обитать.
Я потратил несколько часов на чтение и перечитывание донесений, что привело к некоторому смещению акцентов. Кое — что озадачивает. То, что эти молодые люди блестящие организаторы и у них есть чему поучиться, для нас не новость. Но кое-что выходит за рамки моего разумения.
Напоминаю, что освещение «процесса» началось в несерьезном ключе. Первые новости подавались под заголовками типа «Детишки снова смеются над нами». Считалось дурным тоном и абсолютно бесполезным делом останавливаться на страстях, вызываемых расовым вопросом. Процессу предшествовала основательная подготовка. Поездка по Южной Африке, к примеру.
Далее: почему выбрали именно Грецию? Говорят, что сначала собирались устроить процесс в Испании, в одном из амфитеатров, где проводилась коррида, но поскольку это место пролития крови… Грецию же европейцы идеализируют как синоним цивилизации и культуры, забывая, что этот «оплот мира и демократии» в античные времена представлял собой свору вечно грызущихся рабовладельческих полисов, презирающих женщин и погрязших в гомосексуализме.
Амфитеатр не снабжен крышей, открыт холоду и жаре, уж не знаю, как выходили из положения в Древней Греции — был ли климат тогда мягче или древние лучше переносили жару и холод… Организаторы решили проблему климата, обратив день в ночь. Заседание «трибунала» начиналось в пять вечера, когда жара уже спадала, и продолжалось до полуночи. Затем прием пищи: салат, каша, хлеб. Продолжение заседания — с четырех до восьми утра, после чего завтрак из хлеба и фруктов. А между полуночью и четырьмя часами — дискуссии, споры. Для отдыха отводилось время с девяти утра до четырех пополудни. Но отдыхать в это время оказалось невозможным, спать мешала жара.
Употреблять алкоголь в лагере запретили, частично из-за мусульман, частично из-за трудностей, связанных с поддержанием порядка. Вначале запрет даже соблюдался.
В электричестве мы им отказали, поэтому возникли проблемы с освещением. Арену окружили факелами, а когда выходила луна, она достаточно ярко освещала все вокруг. Без луны факелы вырывали из тьмы лишь отдельные участки. Вообще ночные заседания наверняка представляли собой впечатляющее зрелище.
По верху амфитеатра выставлялась охрана: двойная линия, лицом внутрь и наружу. Снаружи скапливалось значительное число местных, интересовавшихся ходом событий. Большей частью подтягивались к амфитеатру старики и дети, все истощенные, ободранные. То, что участники действа оказались в ненамного лучшем состоянии, чем они сами, привело к облегчению взаимопонимания. Конфликтов между местными и пришлыми, как ни странно, почти не наблюдалось.
Перехожу к тому, что «зрители», если можно так назвать делегатов — участников процесса, видели перед собой.
Никаких украшений, лозунгов, плакатов — вообще ничего горючего или воспламеняющегося — ни на арене, ни в амфитеатре не было. Каждый факел — всего их было тридцать — охранялся двумя детишками из лагеря Бенджамина Шербана, большей частью черными, хотя попадались и белые. Факелов хватало на час, их регулярно меняли. Имелись и факелы с более продолжительным временем горения, но предпочли именно эти, чтобы занять детей и усилить элемент зрелищности. На арене с противоположных сторон поставили по два небольших стола и по нескольку стульев. И все.
От имени цветных рас выступал Джордж Шербан. Кожа его цвета слоновой кости, что указывает на некоторую нечистоту расы, цвет волос и глаз характерен для многих индийцев и арабов. Но на вид он все же белый. С ним группа помощников разных «мастей». С противоположной стороны такая же провоцирующая картина, смесь белых и цветных. Во время заседаний помощники постоянно сменялись, передвигались с арены в амфитеатр и обратно, очевидно, с целью повышения динамичности, усиления впечатления связи с аудиторией, создания неформальной обстановки. Джон Брент — Оксфорд оказался единственным пожилым среди присутствующих. Как я уже говорил, это могло стать дополнительным «ударом» по «белой» стороне, ослабляющим ее позиции. Брент-Оксфорд, седовласый, хрупкий, к тому же выглядел нездоровым и по большей части сидел, тогда как остальные свободно перемещались по арене, иногда останавливаясь. Таким образом, он не мог пользоваться арсеналом сценических жестов, внезапных остановок и прочей весьма эффективной мишурой для привлечения внимания и завоевания симпатии зрителей. Голос его, хотя и слабый, по крайней мере, сохранял стабильность звучания на протяжении всего «процесса».
Джона Брент-Оксфорда постоянно сопровождали — это обстоятельство ни от кого не укрылось — двое мальчиков, один белый, другой абсолютно черный, британец из Ливерпуля — его приемные дети. Бенджамин Шербан тоже постоянно находился при старике.
Все информанты подчеркнули, что арена была устроена таким образом, что на ней не выделялось какого-либо композиционного центра, какой-либо точки приложения ненависти.
Теперь о том, что было слышно. И как было слышно. Интересный момент: если другие мои распоряжения (обеспечить мероприятию охрану, продовольствие, водопровод, освещение) отменялись, игнорировались, саботировались, то это — относительно предоставления усилителей и громкоговорителей — почему-то выполнили. Однако громкоговорители ни разу не использовались.
Почему разрешили громкоговорители? Может быть, просто по недосмотру. Смело можно сказать, что каждый администратор убивает кучу времени на то, чтобы выявить движущие причины, мотивы событий, истинной причиной которых является недосмотр или некомпетентность.
