— Кажись, кабаны блудят, — заметил солдатик из деревенских.
— Кроты, небось? — предположил его напарник из городских.
— Оба вы охфуели, — присел перед распорками офицер. — Тут медведь лазал. — И подумал. — В человеческом обличье. А ну-ка связь со службой охраны.
В этот миг из светлого ниоткуда появился я, интересующийся, как пройти в деревню Пердищево. Мне и моим дружкам, нарисовавшимся из жаркого воздуха, как прекрасные миражи в песчаных ОАЭ.
Не стволы устрашили наших оппонентов, утерявших дар речи, а наш парадный выходной видок. Особенно ужасен был Арсенчик; создавалось такое впечатление, что его переехал ПАЗ. Потому что водителя, попытавшегося удрать от кошмара дня, десантник скрутил в колесо. И шваркнул на муравьиный холмик. Кажется, шоферюга таки имел неосторожность оросить бойца?
Связистам повезло больше — Данко Сусанин заступился за сослуживцев: отвечаю головой и хочу остаться с ними.
— А если с нами? — предложил я.
— Упаси Боже, — перекрестился. — Лучше в дисбат.
Я посмеялся, пожал руку герою — приятно иметь дело с теми, у кого с чувством юмора нормальный ход.
Затем наш дружный коллектив загрузился в ПАЗ и с патриотическими народными песнями и ветерком покатил от Пирамиды.
Хотя можно повторить подвиг, пошутил я, вернемся, друзья мои, на Объект? И тут выяснилось, что группа утеряла чувства добрые и юмор в коллекторе, исступленно заорав все, что они думают. Обо мне. Как руководителе. И человеке. И я понял — меня любят. Как папуасы аппетитных миссионеров.
Я совершил трагическую ошибку. Не до конца понимал, с кем имею дело. Образ недотепы-служаки, мечтающего о маршальских звездах, помутил мой разум. Иначе не могу объяснить, почему группа вернулась в усадьбу. Может быть, я притомился от наших авантюрных похождений? И на голову тоже.
Надо признать, я не был готов к такому внезапному, глобальному и подлому предательству. И мне требовалось время, чтобы осознать ситуацию.
Понимал — локальная война вспыхнет, как только враг узнает о нашем фантастическом спасении. Да, надеялся, что генерал находится в прострации от пирровой своей победы. По одной-единственной причине, о которой речь позже. И пока он развлекается на компьютере, мы успеем восстановить силы, пополнить боезапас и после вступить в бой.
Хорошо, хватило ума расстаться с Анатолием Гостюшевым, гением нашей эпохи, утверждаю это без всякой иронии. Если бы не он, мы бы уже давно жарились на тефлоновых сковородах ада.
С кометовцем мы расстались на МКАД.
— Толя, давай с нами, — предложил. — Полный пансион.
— Нет-нет, спасибо. У вас чересчур… того… — улыбался, щурясь от солнышка. — Пойду я, обещали зарплату дать.
— Чайниками, — повторил я шутку.
— Не знаю.
— Победим, возьмем штатным Кулибиным, — сказал я. — Спасибо, Анатолий, — и тиснул в его руку ассигнации.
— Что это, Александр? — взглянул на импортную бумагу, точно на холерные эмбрионы.
— За труды праведные, Толя.
— Прекратите, Саша.
— Анатолий!
— Александр!
Я запрыгнул в ПАЗ и приказал Никитину крутить штурвал автобуса. Ученый заковылял вслед за транспортом, потом огорченно отмахнул и побрел по обочине промасленной и прожаренной кольцевой дороги, как простой смертный. Получать зарплату хозяйственной посудой.
Мы закатили в усадьбу, до смерти напугав своим видом обслугу, и занялись срочными проблемами. Пока группа приводила себя в порядок, я и сестренка сели в беседке, овеваемой свежим ветерком. Попить молочка да поговорить по душам.
Не верилось, что несколько часов назад мы ползали у земного ядра. Без надежды на удачу.
Поначалу младшенькая вызвала по спутниковой связи авто, затем заказала авиабилеты на ближайший рейс в Нью-Йорк, и только после этого сказала, что она меня внимательно слушает.
От возмущения я подавился молоком и завопил: это я её буду слушать. Я ЕЕ буду слушать! Я ЕЕ! И никак не наоборот, мать её так! Вопил я громко, да. Позволил себя поблажить, после того, как понял, что меня подставили. Ну нет слов, как подставили. Кому верить?!.
— Никому, — спокойно ответила Анна. — Даже мне.
— Как это, — сразу успокоился. — Тогда все это, — широко раскинул руки, — бессмыслица.
— А кто-то находит смысл, — пожала плечами. — Закон времени, Саша. Мир меняется, а ты нет. Эх, Ливадия-Ливадия…
— Как понимаю, Орехов поменялся?
— Поменялся, — улыбнулась, закурив. — А ты этого и не заметил, брат мой. Да, и я далеко от тебя не ушла. Лохи мы с тобой, Алекс, — пыхнула дымными колечками. — И знаешь, я не обижаюсь. Красиво он нас сделал. Кра-си-во!
— Хотел сделать, — уточнил я.
— Почему хотел сделать? Он и сделал.
— Во всем он облажался.
— Нет, Санек, у него Бомба, — пустила колечко дыма. — А это извини, ваши — не пляшут.
— Пляшут, Анечка, ещё как пляшут, — извлек пластиковый бокс, открыл его; там находился компакт-диск — отливался сусальным золотом.
Моя младшенькая взглянула на этот диск с каким-то классическим отстранением. Так, очевидно, египетские царицы обозревали гладиаторские бои. Наконец она, моя сестра, подняла проясненный взор и тихо-тихо спросила:
— Что это?
— Ты знаешь.
— Бомба?
— Ага.
— Этого не может быть?!
— Может, — сказал я. — Не такой уж я Шурик из Ливадии! А?
— Сашка!!! — и кинулась мне на шею.
С револьверным треском табурет подо мной развалился и наша парочка вывалилась из беседки, точно из шлюпки морского лайнера.
Кто-то из поэтических натур верно заметил: в наших женщинах при внимательном дозоре можно заметить единство арфы и мясорубки. Лучше не сказать. Как я вырвался живым из объятий любящей сестры, никто не знает.
— Молодец, Санька, — наконец успокоилась она. — Как удалось надуть Вольдемарчика?
Я искренне признался, генералишко не причем; общая ситуация, когда у нас шли провалы за провалом, и конкретная обстановка в Пирамиде, пробудили во мне подозрение, и это заставило меня обменять компакт-диски.
— И я даже знаю когда?! — ликующе захлопала в ладоши. — Когда я попросила водички?
— Или водочки.
— Точно-точно. — И удивилась. — А что Орехов получил?
Я потупил очи долу и признался — сексраздевалочку. Есть такая игрушечка для полуимпотентов.
— Ха-ха, — от души расхохоталась. — Знаю-знаю. Представляю ряшку Вольдемара, когда он виртуальную лохматушку увидал! Ха-ха!.. — И снова хотела кинуться в мои объятия.
