Ознакомительная версия. Доступно 22 страниц из 107
Оглянувшись на раджей, окружавших его, на этих людей одной с ним крови, но ставших его врагами, он потребовал, не скрывая презрения:
Александр издали увидел его. Пор шел выпрямившись, красивый и величавый. Александр вместе со своими ближайшими друзьями поспешил ему навстречу. Два царя приветствовали друг друга так, будто не было здесь ни побежденного, ни победителя. Пор держался с гордым достоинством.
— Как мне обращаться с тобой, Пор? — спросил Александр, пораженный отвагой, с которой старый раджа защищал свою землю.
— По-царски, — ответил Пор.
Александр оставил Пору его землю и даже присоединил еще одну область, которую завоевал. Только эти земли уже не были царством индийского раджи Пора, а стали сатрапией Александра, царя македонского.
Пора Александр принимал у себя как друга.
— Мало нам было персов, — вздыхали старые македоняне. — Теперь у нас уже индийцы будут! Любит наш царь варваров, любых приласкает.
— Наш царь умнее, чем вы думаете. Приласкал Таксилу, приласкал и его врага Пора. Теперь они оба зависят от милости нашего царя. Ведь они-то не догадались объединиться против нас!
На берегу реки Гидаспа, там, где проходит путь, по которому пришли македоняне и где переправились в царство Пора, Александр построил большой город. Этот город он назвал Никеей — город Победы — в память победы над индийцами. Другой такой же большой город, построенный на реке Гидаспе, он назвал Букефалами — в память своего любимого коня, которого он потерял здесь.
ДОЖДИ
Ливни гремели день за днем. Изредка мощное солнце Индии, прорвавшись сквозь грозные черные тучи, пыталось опалить землю своим яростным зноем. Люди радовались, что могут согреться и обсушиться, но вскоре уже начинали изнемогать от беспощадной жары. И тут снова грохочущий гром сотрясал небо, и снова ливни обрушивались сплошным гремящим потоком, пронизанным белым зловещим блеском молний. Македонянам в часы ливней в их лагерных палатках казалось, что они на дне моря и неизвестно, как им всплыть наверх.
Шум и грохот непогоды мешал слушать. И тому, кто рассказывал, приходилось повышать голос.
— За рекой Гифасис[61] самые богатые земли, — голос старого индийца звучал восторженно, — там живут очень смелые люди. У них большие, хорошо возделанные поля, богатые урожаи. И нигде во всей Индии нет таких огромных и свирепых слонов, как у них. А слонов этих у них множество!
Александр слушал жадно и так же жадно расспрашивал: а какие там города? А какие еще реки за Гифасисом? А далеко ли до Ганга, о котором он слышал, что это — самая большая река? И правда ли, что Ганг впадает в Восточное море, где и находится край земли?
Индиец отвечал запутанно, туманно. Он больше говорил о красоте своей земли, о богатстве ее растительности, о животных, никогда не виданных македонянами.
— В Ганге есть крокодилы… Огромные.
— Крокодилы? Значит, Ганг где-то рядом с Нилом. Ведь Аристотель говорил, что их истоки близко друг от друга. В Ниле тоже есть крокодилы.
Эта ошибка Аристотеля дорого обошлась македонянам. Александр думал, что он дойдет до Ганга, а там и до истоков Нила, а по Нилу ему просто будет проплыть в Египет. Однако все оказалось неизмеримо труднее, и немало мук пришлось вынести, прежде чем македонское войско вернулось из Индии в Азию.
Александр уже видел этот полный неисчерпаемых чудес край. Он уже видел свитки с их описанием, составленные его историками и географами. Вот кончатся дожди, и он пойдет в глубь Индии, к Гангу.
— Но дожди не кончались — это было их время, время муссонов. Однако не останавливать же ему из-за дождя свой поход!
— В лагере невесело, Александр, — сказал Гефестион, когда царь отпустил индийца, — воины устали.
— «Устали»! А разве я не устал? Но я дам отдых. Пусть отдохнут несколько дней. Конечно, последнее время было особенно трудно: эти дожди, эти размытые дороги, эти реки, пришедшие в бешенство… Да еще и змеи в воде… Я все это понимаю, Гефестион.
— Александр, ты сам хорошо знаешь, что дело не в размытых дорогах и змеях в воде. Не хмурься, ты знаешь правду, только пытаешься закрыть на нее глаза.
Александр угрюмо молчал. Да, он знал правду, он знал, что в войске его давно идет разлад, что все слышнее голоса недовольных.
— Куда мы идем? Зачем? Ради чего мы терпим все эти мучения?
— Поход наш не имеет ни цели, ни смысла!
— Царю надо дойти до края света! А к чему нам этот край света? Чтобы сложить там свои кости?
Да, в последнее время македонянам приходилось трудно. Индийские раджи, через земли которых приходилось идти, не пропускали македонян, не сдавались на милость. Александр брал их города с боем, оставляя в них свои гарнизоны. Но как только его армия уходила дальше, в глубь Индии, покоренные раджи восставали, брались за оружие, уничтожали македонские гарнизоны.
Александру приходилось снова посылать своих военачальников с большими отрядами войска и снова покорять эти независимые племена, не желавшие терпеть рабства.
Осада большого города воинственных кафеев Сангалы была длительной и очень тяжелой. Кровавые битвы у ее стен, победа, полная ярости, жестокая расправа с побежденными… Это были мрачные, тяжелые дни даже для закаленного македонского войска.
А потом снова поход, бездорожье, переправы через реки, где приходилось бороться с бурным течением, где тонули суда, налетая на острые камни, словно клыки, торчащие под водой…
И все время дождь, ливень, проливень… Или нестерпимая, удушающая жара.
Измученная армия наконец подошла к реке. Это была река Гифасис.
— Теперь перейдем Гифасис, — стараясь ободрить воинов, говорил Александр, — а там прямо до Ганга. А за Гангом уж и край земли. И тогда — вся Ойкумена наша. Весь мир — наш. Вы слышите, македоняне? Весь мир! Границами нашего государства будут границы, которые бог назначил земле. А это не так уж мало!
Но воины угрюмо молчали, а военачальники тихо переговаривались между собой:
— Вот как! Теперь уже — весь мир. Сначала — только азиатское побережье. Потом — Персия, а теперь уже — весь мир!
— Пожалуй, это окажется гораздо дальше, чем мы ожидаем. Дорога недалека только что вышедшему в путь. И гораздо длиннее тому, кто уже прошел тысячи стадий. И прошел через битвы, неимоверные труды, болезни и лишения.
Дождь по-прежнему лил с небольшими передышками. Это утомляло больше, чем самые тяжелые походы. Это изводило душу тоской безысходности. Терпеливое, выносливое войско теряло терпение и душевные силы. Воины собирались по нескольку человек и говорили только об одном, потому что тоска у всех была одна и та же.
Ознакомительная версия. Доступно 22 страниц из 107
