Тут тетка замолчала.
– Нашла? – не удержалась я. Мне было по-настоящему интересно.
– Нашла, – подтвердила тетка. – Вернее, ее нашли. Ты, конечно, в курсе, что все иностранцы в СССР были под колпаком у спецслужб?
– Господи! – сказала я скривившись. – Да кто этого не знает?! Сейчас, по-моему, все только и делают, что разоблачают наше прошлое! Нет, чтобы взяться за наше настоящее!..
– Это точно, – подтвердила тетка. – Но не о настоящем речь. В общем, Вера приглянулась одному офицеру из контрразведки, и ее завербовали.
– Как это? – не поняла я. – Простую горничную?
Тетка почему-то рассердилась.
– А кто, по-твоему, докладывал о каждом шаге иностранцев в Союзе? Они, они, простые горничные, официанты, швейцары, уборщицы… Лерка, не задавай глупых вопросов! Веру взяли обычным информатором. Ну, конечно, наобещали ей вагон удовольствий: и квартирку со временем дадут, и на хорошую работу устроят…
Тетка сделала паузу.
– В общем, Вера, недолго думая, согласилась. Приставили ее к одному американцу. Парень приехал в Союз по служебным делам; он имел здесь небольшой подпольный бизнес, кажется, связанный с антиквариатом… Неважно. Его бизнес спецслужбы не интересовал. Интересовал их папаша этого парня. Папаша был не кто-нибудь, а американский сенатор. Причем, очень влиятельный и солидный. И спецслужбы провернули маленькое, но очень ловкое дельце: парня основательно подпоили его компаньоны по бизнесу, и он вернулся в гостиницу, плохо соображая, что происходит. А в номере его уже ждала Вера. Вера была хорошенькая, как кукла. Соблазнить пьяного молодого мужчину особой трудности не составляло. Парня уложили в постель, а наутро Вера подала заявление в милицию об изнасиловании.
– Ничего себе! – сказала я.
– Да. Короче говоря, не буду обременять тебя деталями. Дело попридержали, огласке предавать не стали, а вместо этого надавили на папашу парня. На господина сенатора. Уж не знаю, какие услуги он оказал Стране Советов, но какие-то оказал. Парня отпустили с миром, и больше он в Союз даже носа не совал.
– Еще бы! – сказала я невольно.
– Но!
Тут тетушка подняла указательный палец.
– Но след оставил!
Она замолчала.
– Женя! – догадалась я.
– Вот именно. Когда Верка поняла, что беременна, аборт делать было уже поздно. Да и не так это было просто: в семьдесят пятом году избавиться от ребенка. И ее просто выкинули с работы. Кому она была нужна, с животом, когда вокруг полно молодых, хорошеньких и не отягощенных детьми?
Я с силой выдохнула воздух, скопившийся в легких.
– Не дыши огнем, – насмешливо посоветовала тетка. – Таковы реалии тоталитарного режима. Понятно?
Я не ответила.
– Понятно, – констатировала тетка вместо меня. – В общем, Верка осталась на бобах. Квартиру она, конечно, не получила, никакой хорошей работы ей не дали. Наоборот, выкинули из «Интуриста», как наблудившую кошку. Короче говоря…
Тетка помедлила.
– Верка родила девочку и сразу от нее отказалась. Женя попала в Дом Ребенка.
– Как? – не сдержалась я. – Родная мать отдала дочь в детдом?
– А ты думала, что главная негодяйка в нашей семье я? – огрызнулась тетка.
Я промолчала, потому что действительно так думала.
– Что было потом? – спросила я.
Тетка погрозила мне пальцем.
– Зацепило?
– Зацепило, – призналась я.
– Тогда слушай. Верка долго пыталась пристроиться в разные хлебные места, но у нее не получалось. Словно проклял ее кто-то за брошенного ребенка… Потом она заболела чем-то вроде лейкоза, промучилась год и умерла.
Тетка сделала еще одну паузу.
– А вы? – спросила я. – Что делали вы?
– Училась, – ответила тетка коротко. – Сначала университет, потом аспирантура, потом кандидатская, потом докторская…
Она насмешливо посмотрела на меня и подтвердила:
– Да-да! Я доктор наук! Не веришь?
– Почему же? Верю, – сказала я тихо.
– Било меня по дороге к научным вершинам – не приведи господь, – продолжала тетка. – Все почки отбило, пока добралась до своего потолка. Добралась одна: ни дома, ни семьи, ни детей…
Она сдавленно вздохнула.
– Потом началась эта катавасия под названием «перестройка». Перестраивали до тех пор, пока потолок не обвалился. Строители хреновы… Ну, дальше не мне тебе рассказывать. Сама знаешь.
Я вспомнила свой ни на что не годный филологический диплом и кивнула головой. Знаю.
– И вот в начале девяностого года является ко мне тот самый офицер спецслужб, который завербовал Верку. Спецслужбы к тому времени уже не стало, работники поувольнялись, разбежались по разным фирмам… В общем, спасайся, кто может. А он вспомнил ту историю пятнадцатилетней давности. И не просто так вспомнил.
Тетка перевела дыхание.
– Дело в том, что старый сенатор умер. Его сын, Женькин отец, не пошел по стопам отца, а занялся коммерцией. И преуспел. Он стал одним из самых богатых нефтепромышленников Америки. Тут-то бывший офицер и придумал толковый план хорошей жизни. Но для его реализации потребовалась я.
– Как единственная родственница девочки, – догадалась я.
– Да. То есть сначала-то я и знать не знала, что его интересует Женька. Думала, что он меня действительно любит.
Тетка снова подавила тяжелый вздох.
– И прокололась в очередной раз. Но поняла это поздно. Слишком поздно.
Она сделала небольшую паузу.
– В общем, мы поженились. И тут он мне говорит: а что если нам забрать из детдома дочь покойной сестры? Дескать, его совесть замучила.
– А вы что?
Тетка пожала плечами.
– Знаешь, я сначала обрадовалась. Своих-то детей у меня уже быть не могло, я подумала, что это будет хороший и справедливый поступок: удочерить племянницу. Не чужая кровь все-таки…
– Вы нашли Женю…
– Мы ее нашли, – подтвердила тетка. – Предъявили необходимые документы, собрали нужные справки… Девочку нам отдали с радостью. Но она была уже большим ребенком, и для удочерения требовалось ее согласие. Женя его не дала.
– Почему? – удивилась я.
Тетка пожала плечами.
– Не знаю. Ненавидела нас, наверное. Она, конечно, не знала всей этой истории, но прекрасно поняла, что ее отдали в детский дом при живых родственниках. За это и ненавидела, надо полагать.
– И как же вы ее забрали?
– Оформили опекунство, – ответила тетка. – До совершеннолетия девочки. То есть до восемнадцати лет.