комнате.
Я сразу же узнала это место. Если раньше я узнавала его по врожденной знакомости, то теперь — по неописуемой разнице: каждый из знакомых запахов и ощущений немного изменился, словно свет сместился каким-то необъяснимым образом.
Я лежала, не шевелясь. Сначала я подумала, что последний день — неужели это был всего лишь день? Сколько времени прошло? Это был сон. Конечно, мне снились предательства, признания, разрушенные проклятия и богини — богини — стоящие прямо передо мной.
Но вот моя рука поднялась и коснулась щеки, палец прочертил дорожку, которой касалась богиня. Кожа казалась такой обманчиво нормальной. И все же… совсем не нормальной.
Нити запутались, и я неловко ухватилась за них. Я села, восстанавливая хватку…
… И столкнулся лицом к лицу с завоевателем.
Он сидел в кресле в углу, опираясь пятками на журнальный столик, — зеркальное отражение его позы в тот момент, когда я впервые очнулась в его присутствии, несколько месяцев и целую жизнь назад. В его руках был кинжал.
Кинжал.
— Я уже начал думать, — сказал он, — что ты никогда не проснешься.
Он смотрел на лезвие, небрежно перекладывая его из одной руки в другую, а не на меня.
Он казнит меня этим клинком. Я была уверена в этом.
— Я немного удивлена, что проснулась, — сказала я, и если Атриус и понял подтекст этого предложения, он никак на него не отреагировал. Он вообще ничего не сказал, продолжая изучать кинжал, опустив глаза. Я не могла не упиваться его присутствием — его присутствием, которое стало мне так хорошо знакомо. Как мог тот, кто собирался убить меня, чувствовать себя так комфортно? Почему мне хотелось прижать его нити к своей душе, причем так глубоко, чтобы память о них осталась со мной, когда я уйду?
Я проследила взглядом за плоскостями его опущенного, серьезного лица, за прядями его волос, за темными рогами, которые идеально смотрелись под углом.
— Они у тебя все еще есть, — сказала я. — Даже если проклятие исчезло.
Уголок его рта дернулся.
— Видимо, она не могла быть слишком доброй.
Нет, никто не мог сказать, что Ньяксиа была слишком доброй. Но тогда никто не мог сказать этого ни про одного из богов. У меня было четкое ощущение, что единственная причина, по которой Акаэи отказалась забрать мою голову в качестве компенсации за голову Зрячей Матери, была в какой-то степени эгоистичной, хотя я и не понимала, почему.
Полезная, она назвала меня.
Он снова взял в руки клинок и медленно повертел его между пальцами.
— Итак. Это оружие, которым меня хотели убить.
Моя челюсть сжалась.
Я была готова к этому, сказала я себе.
Я наклонила подбородок.
— Да.
Я не буду лгать. Больше не буду.
— Я узнаю его. Ты проехала с ним сотни миль.
— Да.
— На вид в нем нет ничего особенного. Но когда я взял его в руки, то понял, что он магически усилен. — Он перевернул его одним плавным движением, взяв за рукоять. — Хорошо сделан. Смертоносный. Что было удачей.
Достаточно смертоносный, чтобы несколькими ударами снести голову Зрячей Матери. Действительно, удача.
— Арахессены серьезно относятся к своей работе, — сказала я. — Он должен быть достаточно хорош, чтобы быстро убить.
— Быстро убить воина-вампира.
Я была готова к этому, сказала я себе.
Я знала, что будет больно.
Я моргнула, не обращая внимания на слабое покалывание.
— Да.
Я не стала защищаться. Не стала объяснять. Что я могла ему сказать? Он уже видел правду.
С того момента, как я ослушалась приказа Зрячей Матери, я была готова умереть за это. Я предпочла бы, чтобы это произошло от его руки.
Он встал, и я сделала то же самое, борясь с волной головокружения, нахлынувшей на меня при этом движении.
Он поднял бровь, оглядывая меня с ног до головы, и я ответила на его незаданный вопрос:
— Я предпочитаю встретить смерть стоя.
Еще один легкомысленный отголосок нашей первой встречи. Но на этот раз мне пришлось произнести это, преодолевая комок в горле.
Он насмешливо хмыкнул, снова повертев в руках кинжал.
— Ты думаешь, я собираюсь тебя убить.
— Да, — пробормотала я. — Да.
— Ты знаешь, как долго ты спала?
Я покачала головой.
— Два дня. Два очень напряженных дня. И все же, когда я очищал Соляную Крепость, захватывал дворец и укреплял свою власть над королевством, знаешь, о чем я думал? — Он сделал паузу, словно ожидая от меня ответа. Когда я не ответил, он сказал: — Я думал о тебе. О твоей лжи. О твоем предательстве. — Его взгляд опустился на клинок. — Я думал об этом кинжале.
Затем эти глаза пронзили меня прямо в грудь, смертоноснее любого благословенного оружия.
— И я подумал о том, как ты использовала его, — сказал он. — Чтобы защитить свой народ и мой. Чтобы спасти мою жизнь. Чтобы убить тирана твоего королевства. — Он опустил кинжал на бок, костяшки пальцев побелели на рукояти. Его слова стали более грубыми, словно вырвались откуда-то из глубины души. — Я думал убить тебя за то, что ты носила кинжал, которым не пользовалась. И решил, что не смогу. Я назвал себе миллион причин, но правда была одна, которую я не хотел признавать.
Мое горло сжалось так сильно, что казалось, я не могу дышать. Сердце колотилось о ребра, когда он подошел ближе, его взгляд горел.
— Я не могу убить тебя, потому что знаю тебя, Виви. Я знаю каждый момент, когда ты лгала мне, потому что я знаю каждый момент, когда ты говорила правду. Я знаю твою правду. Я не могу игнорировать ее. Хотя было бы гораздо проще, если бы могла.
Ткачиха, я был готова к смерти. По сравнению с этим — по сравнению с тем, как каждое его слово наносило новый удар по самым уязвимым местам моего сердца.
Я чувствовала каждое из них глубоко внутри себя. Это было так ужасающе верно, что каждый инстинкт подсказывал мне бежать.
Я сказала голосом, не терпящим возражений:
— Я ничего не могу сказать, чтобы стереть то, что я сделала.
— Мне не нужны твои слова.
Он был так близко, что я чувствовала его дыхание на своем лице. Почувствовала эту правду на своей коже.
— Так покажи мне, — пробормотал он. Приказ. Просьба. Как-то одновременно и давая, и забирая, в равной степени. — Покажи, что я прав.
Это противоречило всему, чем я всегда была. Я хотела от него отмахнуться. Хотелось спрятаться.
Но когда рука Атриуса поднялась к моему лицу, я потянулась к затылку и развязала повязку.
Маленькая полоска шелка упала на
