не был на 100 процентов надежным, поскольку рынки часто действуют иррационально и способны уничтожить самую многообещающую компанию (например, из-за того, что на солнце случилась магнитная буря, острят некоторые знатоки). Но все же велик шанс, что в долгосрочном плане заслуживающая того компания будет по достоинству оценена. Это происходит достаточно часто, и следующий много лет этой стратегии Уоррен Баффет стал одним из богатейших людей мира.
Но вот в эпоху торжества цифровых технологий и бешеного роста компаний типа Amazon, Microsoft, Apple, Alibaba, Alphabet и прочих, ставших лидерами фондовых рынков, привычные критерии не работают или работают совсем иначе, чем раньше. По данным журнала «Экономист», один доллар США, вложенный десять лет назад по принципу стоимостного инвестирования, в среднем обернется сегодня для своего владельца активом в $2.50 (то есть 150 процентов роста), и это в то время, когда фондовый рынок в целом вырос на 245 процентов. В чем же причины такого отставания? Видимо, аналитики пока не способны правильно оценивать активы компаний высоких технологий, потому что они в значительной степени нематериальны. Эти, «физически неощутимые», активы (intangible assets) определяют сегодня биржевой успех лидеров. То есть дело не в устарелости фундаментального анализа, а в том, что его неадекватно применяют к акциям нового типа. Логично предположить, что скептики их недооценивают, а энтузиасты, наоборот, переоценивают. Но вот что не изменилось и не изменится никогда, так это основная амплитуда движения биржевого маятника — между страхом и жадностью. По-прежнему консервативно настроенные инвесторы боятся потерять капитал и потому не верят в будущий рост новых, непонятных компаний, в то время как оптимисты, возбужденные перспективой легкой наживы, бросаются во все тяжкие, скупая, возможно, заведомо переоцененные активы, которые в обозримом будущем смогут лишь катиться вниз. Истина, как водится, где-то посередине. Но где?
Возможно, главная причина энтузиазма западных фондовых бирж — это невероятно, небывало низкие процентные ставки, которые центробанки пригнули практически до нуля. В условиях, когда рынки убеждены, что вероятность повышения ставок в обозримом будущем невелика, цены на долгосрочные активы неизбежно растут. Все тот же психологический закон сиюминутности: многим, большинству кажется, что всегда будет так, как дело обстоит сегодня. И процентные ставки останутся низкими, и доходы сектора высоких технологий будут лишь расти и расти.
Но ведь такого в жизни не бывает…
Часть пятая
Богачи, бедняки и пророки
Секрет: как разбогатеть
В популярном телесериале «Миллиарды» беседуют двое воротил Уолл-стрита. Один из них на подъеме: бизнес растет, и прогнозируется существенный рост доходов. Второй, наоборот, проигрывает крысиную гонку, его хедж-фонд терпит убытки и должен закрыться. «Сколько тебе останется после закрытия?» — спрашивает первый. «Сорок миллионов (долларов)», — отвечает второй. Первый заявляет, что для миллиардерского образа жизни это копейки, которых надолго не хватит. Второй согласен, он удручен, он в депрессии, чувствует себя полным лузером-неудачником, потерпевшим сокрушительное поражение в жизни. «Я разорен!» — трагически объявляет он. Разорен?! С сорока миллионами в кармане?
Сумма как таковая не имеет значения, несчастный рухнул с вершины пирамиды и, как ему кажется, пал невыносимо низко. Мучительное ощущение недовольства и уныния чаще всего возникает не от материальных условий существования, а от опасения, что эти условия могут ухудшиться и мы ничего не сможем с этим поделать.
Ясно, что богатство — дело совершенно необъективное, и каждый из нас, в разных обстоятельствах и на разных этапах своей жизни, вкладывает в это понятие совершенно разный смысл. 500 тысяч долларов для вас — это богатство? И если нет, то сколько? Миллион? Десять миллионов? Или настоящее богатство начинается для вас с миллиарда долларов?
Юморист Уилл Роджерс сформулировал это так: «Когда денег достаточно? Когда их немного больше, чем сейчас». Не понимаю, что здесь смешного. По-моему, так просто очень точное психологическое наблюдение, почти универсальное. Наверняка вы и сами с этим в жизни сталкивались. Вот, кажется, эх, если бы я только получал не двадцать тысяч, а двадцать пять! На все бы мне хватало… Потом тяжким трудом добиваетесь повышения, вот они, даже уже не 25, а все 30 тысяч, и что же? А ничего, опять не хватает. Потребности как-то незаметно выросли. Нет, не тридцать нужно, а сорок. И вот уже и сорок позади, и пятидесяти стало почему-то не хватать, а потом и ста. Роман Абрамович, наверно, думает: эх бы мне всего пару миллиардов лишних, вот бы я развернулся!
Поэтому вполне законен такой, например, подход: истинное, настоящее богатство не в том, что ваша собственность оценивается шести-, семи-, восьмизначными суммами. По-настоящему богат тот, у кого богатая жизнь. А это значит — разнообразная, интересная, достаточно сытая и комфортабельная, это уж само собой. Но добывание денег не должно занимать слишком много вашего времени, иначе вы не богач, а раб. Что толку в больших деньгах, если вы не можете с их помощью обеспечить себе достойный образ жизни? Если у вас не остается времени на любовь, на семью, на воспитание детей, на хобби, на прогулки по берегу моря, на книги, фильмы, концерты?
Мой самый богатый английский друг — назовем его мистер Вильямс — замечательный, интеллигентный, удивительно тонкий и деликатный человек. Может быть, именно потому, что он не «новый англичанин», а «старый». Не в смысле возраста, а в том отношении, что мультимиллионер в третьем или четвертом поколении, что его отец и дед заседали в палате лордов, что он — «старые деньги», а не новые. Мог бы, конечно, изображать аристократическое высокомерие, но родители не так его воспитали. Они внушили ему, что чваниться богатством и родовитостью стыдно. Если и есть в нем скрытый снобизм, то он проявляется именно в нарочитой небрежности одежды, в презрении к моде, предпочтении старых, видавших виды автомобилей новым. Иногда, на мой взгляд, заходит в этом слишком далеко, когда носит свитера с протертыми рукавами или приспущенные от ветхости, хоть и безупречно чистые носки.
Мистер Вильямс вполне счастлив в семейной жизни, но он — самый богатый, но и самый грустный среди моих английских друзей. В его глазах прячется постоянная, неизбывная печаль. Стоит ему расслабиться, чуть-чуть забыться, и она вылезает наружу. И вот я думаю: насколько это может быть связано с тем, что он родился сразу очень богатым? В мире не было ничего такого, чего не могли бы позволить себе его родители или позднее он сам. Каково это — расти в сознании, что в материальном мире, по крайней мере, ему не за что бороться? Захочет пароход — будет пароход, самолет — так самолет…
