С тех пор ночами он часто видел во сне: длинные темные волосы, залитое кровью лицо, зеленые глаза, которые в конце концов закрылись.
Пи Эм заплакал.
– И ты вернулся в замок, – бесцеремонно прервал его рыдания Риан.
– Да… – он шумно втянул воздух, – отец отправил меня спать, сказав, что все уладит. Вернулся он уже поздним утром. Он сообщил… – Пи Эм сглотнул слюну, – что она умерла – я убил ее, что он отвез тело в море и обо всем договорился с родителями остальных детей – все они будут молчать. И заставил меня поклясться, что я об этом никогда никому не расскажу, а иначе мне придется кончить жизнь на каторге или на эшафоте.
– И ты поклялся…
Теперь уже Пьер-Мари рыдал во весь голос.
– Мне не было еще и десяти лет! Не хотел я ее убивать, клянусь, не хотел.
Он закрыл глаза, ожидая последнего, дарующего освобождение, удара. Но услышал лишь щелчок – лезвие убралось в рукоять.
– Ее убил не ты.
Сбитый с толку Керсен-младший открыл глаза. Не обманывал ли его брат? Но прозвучавшие из уст Риана слова показались ему искренними. И к нему вернулась пусть ничтожная, но надежда. Как знать, может, он еще и не умрет.
– Мэри была зарезана, – просто сказал Риан.
Пи Эм снова увидел перед собой молодую женщину с длинными волосами, которая преследовала его столько ночей подряд! Зарезана? Кем? Ведь последним вылез на поверхность он. В следующую секунду он припомнил, что тогда ему показалось, будто в кустах неподалеку от менгиров метнулась чья-то тень. Неужели кто-то из них остался на берегу? Не Кристиан ли, которого послали за подмогой, вместо этого затаился в зарослях? А может, Пьеррик? Он видел, как Пьеррик ушел с пляжа, когда они перетаскивали в грот раненых. Да нет, Пьеррику не исполнилось и шести лет.
– Кто же это сделал?
– А кто сказал, что ты слишком сильно ударил?
Сын Артюса впился взглядом в брата, и, когда понял намек, глаза у него полезли на лоб.
– Нет… нет…
Он чуть было не зарычал от бешенства, но Риан зажал ему рот рукой. До них донесся вой сирены полицейской машины, который становился все громче.
Полицию предупредила Армель. Она обшарила одну за другой все комнаты в замке и была вынуждена признать, что ее муж исчез.
– Он никогда не отлучался не предупредив, – объяснила Армель, очень обеспокоенная, Мари и Ферсену. – Все это очень странно, тем более совсем недавно выяснилось, что бедный Эрван… Можно сказать, что и на нашу семью обрушилось проклятие.
Ферсен воздержался от замечания, что их семья имела к «проклятию» самое прямое отношение, и, позвонив в участок, попросил подкрепления.
Артюс, уединившийся в своей комнате после возвращения с кладбища, воспринял их визит в штыки. Он едва приоткрыл дверь и уставился холодным взглядом на Мари.
– Мы ищем вашего сына.
– Которого?
Не отвечая, Мари прошла в комнату, а вслед за ней – Люка.
– Это противозаконно, я буду жаловаться! – запротестовал Артюс.
– Похоже, у ваших сыновей есть опасная склонность исчезать бесследно, – буркнул Ферсен. – Как вы это объясняете?
– Я устал… – И старик направился к кровати.
– Чем вы могли так насолить старшему сыну, что ему пришлось дважды выдавать себя за мертвеца? – настаивал Люка.
– Для меня Эрван умер в день, когда он покинул замок.
– Скажите лучше, когда вы его вышвырнули и запретили возвращаться, пока вы живы! – поправила его Мари. – И все ради того, чтобы оставить в тайне любовную связь с Ивонной Ле Биан, которой вы к тому же сделали ребенка.
Старик обратил к ней профиль хищной птицы.
– Из-за него мать умерла от горя.
– Ваша жена бросилась с кручи, узнав правду, вскоре после предполагаемой смерти Эрвана в Алжире, – сухо уточнила она.
Взгляд Артюса стал непроницаемым.
– Ваш старший сын вернулся, чтобы отомстить, господин де Керсен. А младший исчез. Трудно поверить, что вас это оставляет равнодушным.
– Пи Эм уже не в том возрасте, когда у отца спрашивают разрешение, чтобы выйти из дома, – сквозь зубы процедил старик.
– Но наше разрешение ему требовалось. Впрочем, все входы и выходы из замка охранялись жандармами. А он буквально улетучился. На вашем месте, прежде чем ложиться спать, я бы заглядывал под кровать, – порекомендовал Люка перед тем, как уйти.
Старик дождался, пока смолкнут их шаги в коридоре, закрылся на ключ и подошел к висевшему на стене ковру. Отодвинув его край, он приблизился к вделанному в каменную стену сейфу и дрожащими пальцами набрал код. Сейф открылся.
Внутри находились документы и старинный кинжал с рукоятью, на которой был изображен круг, окруженный маленькими перпендикулярно расположенными черточками. Кинжал принадлежал когда-то его предку – Эрвану-Мари де Керсену.
– Тридцать пять лет при малейшем удобном случае он мне напоминал, что я – убийца, – произнес Пи Эм, ярость которого вырастала по мере того, как перед ним проносилась, год за годом, вся его жизнь. – Подумать только, тридцать пять лет он держал меня под колпаком! Вот уже тридцать пять лет он мне лжет! Отец всегда говорил, что мама умерла по твоей вине. Я так тебя за это ненавидел, так ненавидел! Если бы я знал!.. Он мне испортил всю жизнь. – В его глазах вспыхнула искра безумия. – Но теперь ему не выкрутиться! Он подохнет!
– Не раньше, чем скажет, где спрятал золотые слитки.
– Пресловутые слитки, от которых я до сих пор имел лишь жалкие крохи? Я ищу их вот уже тридцать пять лет. Если бы они существовали, я бы их давно нашел.
– По моим подсчетам, один ящик еще должен остаться, а это около пятидесяти миллионов.
– Евро?
Вытаращенные глаза Пи Эм вызвали у Риана мимолетную улыбу.
– Франков. Тоже неплохо. Смерть будет для него слишком легким исходом. Пусть пострадает, как страдали мы.
– Каким образом?
Риан достал из внутреннего кармана портсигар и предложил ему сигару.
– Мне нужна твоя помощь, братишка! Идет?
Пи Эм машинально протянул руку, но тут же отдернул ее.
– А где гарантия, что потом ты меня не убьешь и не прикарманишь золотишко?
Риан пожал плечами:
– Никакой гарантии, кроме моего слова. А я тебе его даю. Пи Эм немного помолчал. Потом взял сигару.
– Только медленная смерть. Очень медленная. Я хочу, чтобы он мучился подольше.
Уже стемнело, когда жандармы, охранявшие владения Керсенов, увидели Пьера-Мари, возвращавшегося в замок со стороны пляжа, с наслаждением делавшего последние затяжки гаванской сигарой.
Вынужденный объясниться, во-первых, с жандармами, а во-вторых, с супругой, Керсен-младший счел нужным сказать только, что он решил прогуляться. Да, пешком. И в этом нет ничего особенного. Стоило ли разворачивать столь значительные силы наружного наблюдения?
