– Вот именно. Причем так, что ее бывшие части вдруг сразу отдалились друг от друга на такие огромные расстояния.
– Конечно, и это происходило не единожды. Незадолго до этого, ну... каких-нибудь несколько десятков миллионов лет... Южная Америка успешно оторвалась от Африки, с которой она некогда составляла единое целое. А изначально на Земле так вообще один-единственный материк существовал. Со всех сторон окруженный океанами и морями. Да это еще что. Земная суша ведь не только разъединялась, но и соединялась. Различные континенты сталкивалась. Нанося друг другу мощнейшие таранные удары.
– Что, на самом деле?
– На самом деле. По Евразии, например, было три таких удара. Со стороны Африки, тогда она еще, правда, называлась по-другому – Гондваной. А отчего, вы думаете, образовались все эти горы – Пиренеи, Альпы, Карпаты, Памир, Тибет, Гималаи? Все это как раз и есть результаты столкновения двух не желающих друг другу уступать гигантских масс земной коры.
– Кошмар, – женщина в элегантном, немного расклешенном манто нежного персикового цвета оторвала руки от высоких поручней, протянувшихся по всему периметру прогулочной части «шлюпочной палубы», и слегка поежилась, продолжая вглядываться в плотную темноту, поглотившую и беспокойный океанский простор, и нависшее над ним бескрайнее небесное покрывало. – Боже мой, ну разве можно себе даже представить, что такое могло произойти.
– Ну, может, представить и невозможно, – с легкой улыбкой ответил стоящий рядом с ней мужчина в бежевом плаще, – но произошло же. И еще произойдет. И вполне возможно, не единожды. – Он элегантным жестом пригласил даму продолжить их прерванную кратковременной остановкой прогулку по открытому пространству палубы, но уже в обратном направлении, двигаясь от носа лайнера к его корме. Они уже около часа гуляли на свежем воздухе по этой длинной и довольно широкой эспланаде, опоясывающей практически всю «шлюпочную палубу». В летний период эта открытая часть судна превращалась в многолюдный пляж, на котором пассажиры безмятежно проводили почти все светлое время суток, принимая солнечные ванны и приобретая при этом какой-то особый бронзовый атлантический загар. Об этом блаженном времени сейчас напоминали несколько хаотично расставленные то тут, то там по всей палубе деревянные складные стульчики и шезлонги, на которых, несмотря на довольно позднее время, изредка можно было увидеть присевших отдохнуть и помечтать, глядя на усыпанное звездами безоблачное небо, любителей ночного моциона. Погода к этому тоже располагала: было не очень прохладно и довольно тихо, лишь изредка какими-то мгновенными резкими порывами налетал ветер, чтобы, снова куда-то скрывшись, на время затаиться для новой неожиданной вылазки.
– И когда же это может произойти? – вернулась дама к прежней, по всей видимости, очень небезразличной ей теме, не успев пройти со своим спутником медленным прогулочным шагом еще и десятка шагов вперед.
– Через какую-нибудь сотню тысяч лет, – успокоил ее спутник. – Я думаю, ученые все уже подсчитали с математической степенью точности.
– А почему же тогда они об этом молчат?
– Не хотят пугать мирных обывателей. Раньше положенного времени.
– И вы так спокойно об этом говорите. Это же ужас.
– С точки зрения единичного человеческого сознания и... существования, может быть, и ужас. А с позиций мировой истории... внутренних законов развития, так сказать, абсолютного духа... все, вполне возможно, совсем даже наоборот. Ведь как учил дедушка...
– Ленин?
– Гегель. Was vernunftig ist, das ist wirklich; und was wirklich ist, das ist vernunftig.
– Я не знаю немецкого.
– Я, к сожалению, тоже. Но эту фразу выучил наизусть.
– Зачем?
– Она очень важная.
– Для чего?
– Для всего. Для миропонимания.
– И что она означает?
– Все разумное действительно, все действительное разумно.
– Я... не совсем улавливаю.
– Здесь нет ничего сложного. Всякое явление... или событие, происходящее в этом мире и кажущееся нам, в силу ограниченности нашего разума, случайным, нелепым... или несправедливым, на самом деле подчинено некой высшей закономерности. И справедливости.
– Какой закономерности?
– Ее все называют по-разному. Одни законами природы, другие – волей Всевышнего, третьи – каким-нибудь там колесом сансары, четвертые – дао.
– Вы и про дао знаете.
– Ну... кое-что слышал. Правда, опять же, к сожалению, не так много, как хотелось бы. А вы?
– Я тоже слышала, – многозначительным тоном произнесла дама. – Кое-что.
– Может быть, просветите?
– А вам это интересно?
– Очень. Я без шуток, Хелен, в самом деле.
– Ладно, договорились. Если только вы будете себя хорошо вести.
– Вы все никак не можете мне забыть...
– Нет, я уже о другом.
– О чем же?
– О вашей непомерной скрытности.
– То есть?
– Ну как. Мы с вами знакомы уже несколько дней, а я о вас по-прежнему практически ничего не знаю. Вы так до сих пор и не сказали, кто вы, чем занимаетесь.
– А как вы сами думаете?
– Затрудняюсь сказать. За это время вы продемонстрировали слишком много талантов и познаний. И в физике, и в истории, и в географии, и...
– ...в шулерстве.
– И в шулерстве. Так кто же вы на самом деле?
– Да все вместе. Наша российская система образования отличается от западной тем, что готовит специалистов самого широкого профиля. Предназначенных для всего сразу и ни для чего конкретно. Одновременно и физиков, и... лириков.
– И дипломатов.
– Разумеется. Куда в этой жизни без дипломатии.
Хелен внимательно посмотрела на своего улыбающегося спутника.
– Понятно. – Сделав еще несколько шагов вперед, она снова остановилась и прислонилась спиной к поручням. – А в Нью-Йорк вы зачем плывете? Не иначе как искать следы затонувшей Атлантиды. На месте разлома.
– Ну... – спутник, немного замявшись, опустил вниз глаза.
– Ладно, можете не отвечать. Мне и так все известно. Я просто проверяю вашу искренность.
– А что вам известно?
– То, что вы направляетесь на работу в штаб-квартиру ООН.
– Вам об этом поведал наш большой друг? В смысле габаритов.
– Допустим. А что, это большой секрет?
– Да нет.
– Ну а что ж вы об этом нам сами не рассказали?
– Да что в этом интересного. Простой мелкий клерк едет на рутинную работу в обычную бюрократическую контору, с очень звучным именем, но абсолютно бесполезную по своей сути.
