И еще — это было самое страшное — он понимал, что раны, скорее всего, смертельные.
Полчаса назад Ковальскому удалось, наконец, просчитать верные варианты нагрузок. Ему удалось сделать то, с чем три месяца не мог справиться компьютер Пендельсона. Юджин зафиксировал и отложил в памяти как минимум четыре готовых варианта. Сама идея слабых полей отнюдь не потеряла актуальности. Следовало как можно быстрее изложить ее, пока это не сделал кто-то другой. Возможно, выпустить отдельной монографией и, чем черт не шутит, подать заявку на Нобелевскую. Но и здесь никак невозможно что-либо предпринимать без шефа…
Ковальский почти забыл, что находится в бегах и представляет интерес скорее для криминалистов, чем для коллег по университету. Последний час он плавал в ином, светлом и приятном, измерении, где не оставалось места пустым тревогам. Какие еще могут быть тревоги, если совершен переворот? Он без усилий «дотянулся» почти до всех знакомых людей. Ему понадобилось только вспомнить их образ или тембр голоса, хотя в одиночку это оказалось сложнее, чем втроем. Не всегда Ковальский угадывал, чем занимается или о чем думает человек, ему чаще казалось, что он подглядывает сквозь щели в закрытых ставнях. Люди занимались какими-то мелкими домашними заботами, и, сколько он ни кричал и ни стучался снаружи, никто и ухом не повел.
Только с теми, кто шел им навстречу, было иначе. У многих «ставни» были распахнуты или готовы распахнуться, но притрагиваться к ним Юджин опасался. Люди шли и шли, будто их тянул исполинский магнит. Некоторые здоровались, улыбались, но, стоило ему отвернуться, как их улыбки гасли, глаза начинали смотреть вдаль, точно отыскивая на горизонте исчезающий парус. Люди пробирались сквозь заросли, находили узкую лощинку, где догорал костер и где металлическим пауком раскорячился ненужный больше пулемет; они обходили лежащего Боба и вступали во внутренний круг. Многие Роберта приветствовали, он задумчиво кивал в ответ, теребил бороду и опять возвращался к своему занятию. Он уже заполнил нотами оба маленьких блокнота, свой и Юджина, и многие мужчины и женщины из тех, кто уже повидался с Инной, делились с ним обрывками газет, салфетками и даже книгами.
Там, в глубине оврага, на укутанной тенью полянке, не происходило ровным счетом ничего примечательного. Люди просто садились в кружок, отдыхали минут двадцать, затем вставали и отправлялись назад. Некоторые, впрочем, начинали обниматься и даже плакать. Тогда Инна звала Боба. Он бросал свою незаконченную симфонию, вскакивал и выводил плачущих наружу, в лес.
Ковальский не мог найти Пендельсона. Юджин даже предпринял рискованную попытку поискать шефа среди… мертвых, о чем тут же глубоко пожалел. Он пережил удар такой силы, точно прыгнул с вышки и со всего маху шлепнулся грудью о воду. Замечательно, что поблизости находился подкованный в полевой медицине Гера. Лис увидел его побелевшее лицо и, ни о чем не спрашивая, затеял массаж сердечной мышцы.
— Ты псих! — просто отметил Боб. — «Некрономикон» читал?
Ковальский мог только промычать в ответ. Чтобы как-то отвлечься от переживаний, он увязался в поход за Лисом. Сначала тот упирался, но Юджин убедил его, что может пригодиться, как живое доказательство. Лис долго колебался, и Юджин с Бобом видели его сомнения. Идти туда было не просто опасно. После того, что они выяснили о намерениях Пеликана, идти туда было самоубийством.
— Я не буду прятаться! — заявил этот ненормальный русский.
— Тебе незачем к ним возвращаться!
— Я не хочу, чтобы меня считали дерьмом!
— Ты ни в чем их не убедишь!
Ковальский готов был рвать на себе одежду. Лис, не оборачиваясь, на ходу отшвырнул косточку какого-то тропического фрукта. Приходилось почти бежать за ним следом.
— Женя, ты сделал свое дело? Добился, чего хотел? — Лис говорил вполголоса, точно рассуждал сам с собой. — А я вот кое-что не закончил. Я обязан доложить…
Солдаты уже раскручивали вокруг каменной головы мотки колючей проволоки, вбивали в землю столбы и вешали флажки. Лис и Юджин сделали большой крюк, обходя место раскопок, хотя можно было просто стать невидимыми. Лес больше не представлял для Юджина загадки, пространство капризничало лишь в самом центре, на участке размером с теннисный корт, где сидела Инка. Там стволы по-прежнему танцевали перед глазами.
У внешней опушки они нашли и похоронили Пенчо и Аниту. Глубокую могилу выкопать было невозможно, но Лис сходил в лагерь археологов и принес лопаты. Кто-то успел порыться в вещах старика, вокруг было полно следов. Аниту даже после смерти трогать не решились. Ковальский всаживал острие в рыхлую, влажную землю и чувствовал спиной, что за ними наблюдают. Дважды из подлеска выходили группки солдат, Гера молча заставлял их повернуть обратно.
Потом они заспорили, ставить ли крест на могиле язычников. Сошлись на том, что крест всё-таки поставить стоит. Возможно, сюда доберется когда-нибудь местный священник и прочтет что-нибудь подобающее. Постояли рядышком у свежего холмика. Ковальский спрашивал себя, что он чувствует, и не находил ответа. Немногим раньше он сделал очередное открытие. Вся суша на планете была покрыта ковром из миллиардов… нет, не просто людей. Мерцающих звезд. Юджин научился улавливать ежесекундные вспышки тысяч новых изумрудных звездочек. Люди рождались непрерывно, это было так захватывающе — наблюдать бесконечную смену поколений. Некоторые звездочки он успевал увидеть даже до того, как они покидали утробы матерей, до того как они, подобно цветкам, самостоятельно распускали во все стороны лучики и принимались обшаривать мир вокруг себя.
Он видел тех людей, которые добрались до Инны и шли теперь назад. Их лучики уже не метались вслепую, как у прочих, они горели гораздо ровнее, иногда охотно, иногда испуганно откликаясь на его приветствия. Некоторым требовалось время, чтобы привыкнуть к переменам, а некоторые с размаху бросались осматривать, обнюхивать и ощупывать новый для себя мир.
Другие звездочки затухали, меняя нежно-салатный оттенок на глубокий ультрамарин, но интенсивность общего сияния миллиардов живущих не снижалась.
— Они погибли из-за нас? — спросил Ковальский, трогая самодельный крест.
— Они погибли ради нас! — Лис отряхнул руки. — Пойдем. Об одном тебя прошу — не вмешивайся. Что бы ни произошло.
Ковальский предложил подобраться к группе Пеликана незаметно и послушать сначала, о чем они говорят. Но Лис заявил, что следует идти в открытую, иначе ребята со страху пристрелят. Первым они заметили Бобра, потому что тот спрыгнул с дерева у них за спиной. Ковальский был потрясен, увидев, как можно прятаться на ровном месте. Еще вчера он прошел бы прямо по головам русских боевиков, не заметив даже следа пребывания людей.
Бобер и Филин хмуро наблюдали, как Лис спускается по косогору. Ковальский трусил следом. Когда до русских осталось меньше сотни ярдов, Лис показал Ковальскому на поваленный ствол.
— Я с тобой.
— Нет. И запомни. Что бы ни случилось, с Инной должны оставаться двое.
Юджин отстал. Он мог бы безо всякого напряжения прослушать весь разговор Лиса с Пеликаном. Достаточно было прикрыть глаза и сосредоточиться.
