Семейный Абдулла возразил: «У Расима один ребенок, правильно, но у Самира трое детей еще не совсем выросли. Каково им будет, если папа в тюрьме?»
Неунывающий Мехти задал вопрос: «Неужели нельзя сделать, чтобы никто не шел в тюрьму?»
Самир ответил: «Нельзя». (Тимур Ахмеджанович объяснил ему, что одного человека придется отдать, так сложились обстоятельства.)
Гусейн, отличающийся оригинальностью ума, сказал: «Если сейчас один может пойти за другого, поскольку вы полные близнецы, то и потом один может заменить другого. К примеру, дадут срок четыре года, два посидит Расим, два Самир — или наоборот».
Родные братья близнецов слушали и пока молчали, понимая, что их словам будет придан особый вес.
И вот заговорил старший из них, Латиф: «Я считаю, и так плохо, и так плохо. Надо бросить жребий, вот и все».
Рауф, учившийся два года в университете и обладающий способностью видеть любую проблему широко, сказал: «Я тебя уважаю, Латиф, но нельзя заменять разум людей глупым жребием, нельзя ответственность с себя переложить на короткие-длинные спички или на решку-орла. Да, и так плохо, и так плохо. Но надо думать не только о чьих-то детях. На Самире все держится, он имеет личные связи с нужными людьми. Он уйдет, сколько времени надо все налаживать? В результате пострадает больше людей, чем если уйдет Расим, которого я очень люблю, прости, Расим».
Остался Насиф, самый младший.
Он смущался, ерзал, видно было, что у него есть предложение. Видно было также, что он заранее им гордится.
И он сказал: «Не надо идти ни Расиму, ни Самиру. Этим ведь все равно, кого взять. Ну да, в документах записан Расим. Но бумажки всегда можно переписать. Или сказать, что то, что сделал Расим, сделал другой. А кстати, что сделал Расим?»
Это был вопрос очень молодого человека, почти глупый. Насиф понял это и покраснел. И поспешил добавить: «Я хочу себя предложить. У меня еще все впереди, посижу несколько лет, начну все заново, все успею!»
Подумав, родственники сказали, что в рассуждении юного Насифа есть резон (он вспыхнул от радости и гордости). Но ему идти не следует: нельзя с этого начинать биографию. Надо подумать о человеке, который уже пожил и ничего особенного не ждет. И, говоря правдиво, от потери которого меньше урона всем.
Расул сказал: «Вы меня имеете в виду? А если мне не хочется?»
Тут все замолчали.
Все молчали, но чудилось, будто в воздухе незримо витают слова, которые каждый из присутствующих мог бы сказать, но терпел по деликатности.
И Расул услышал эти слова. И сказал: «Ладно».
10
Ночью Геран услышал звонок, открыл и увидел в свете тусклой лампочки мальчика с рыжими волосами.
— Здлавствуйте, дядя Гелан, — сказал мальчик.
— Килил? Ты что с собой сделал?
— Покрасился.
— Зачем? Да ты заходи! Как ты меня нашел?
— Я давно знаю, где вы живете.
Геран накормил Килила, напоил чаем. И Килил рассказал ему о своей мечте, о том, как она почти осуществилась.
— Я бы опять туда поехал или в другое такое место. Таких мест, наверно, много. Но меня одного поймают. Поехали вместе, дядя Геран? Вы тоже ведь хотите в деревне жить, я знаю.
— Хочу. А мама как же? Ее отпустили, кстати?
— Да. Мы ей скажем и попросим молчать. Не будет же она родного сына выдавать! А потом уговорим ее к нам приехать.
— Заманчиво, Килька. Но я не могу уехать, у меня паспорта нет.
— Почему?
— Отобрали. Тысячу долларов заплатить надо.
— Я вам дам. У меня две с лишним еще останется, нам хватит. Работу там какую-нибудь найдем.
— Чудак! — усмехнулся Геран. — Если бы так все просто!
Но понимал, что все действительно просто, надо только поверить в это.
Эпилог
«Стар-трек» открыли все-таки с запозданием и без большой помпы из-за случившихся накануне трагических событий, которые не позволяли слишком шумно веселиться. Карчин не хотел брать на торжество Лилю и Никиту: у него, как и у многих, появилось что-то вроде теракто-фобии, ему чудилось, что здание, в котором соберется много народа, могут взорвать. Лиля обиделась, Никита захныкал, Юрий Иванович уступил. И все обошлось, взрыва не было, крыша обрушилась только через полтора года и не от взрыва, а совсем по другой причине. На Карчина опять завели дело, однако, похоже, опять бесперспективное, слишком много людей задействовано в проекте и все понимают: если Юрия Ивановича доведут до опасной черты, он расскажет больше, чем того хотелось бы. Поэтому успешно его отбивают.
М. М. прибаливает и почти не выходит из дома.
Ольга, Килил и Геран живут в деревне у матери Ольги, им там нравится, хотя Ольга скучает иногда по Москве.
Ломяго неожиданно уволили из рядов российской милиции по причине служебного несоответствия, и он начал вдруг зверски пить.
Расулу дали всего два года, все за него радовались: ждали больше.
В Полину влюбился какой-то чин из МВД, которому она попалась на глаза, он взял ее на содержание, а через полгода она бросила его и уехала за границу, сейчас танцует в одном из берлинских ночных клубов. Живет на квартире с подругой.
Гоша, оставшись один, пустил с разрешения Ольги квартирантов и существует на эти деньги. С ним было что-то странное, нехорошее, он чуть ли не травился, но обошлось, сейчас все нормально.
Виктор стал жить с Кристиной, он ее почти любит, а она к нему доброжелательно-равнодушна, его это очень устраивает.
Если о ком не упомянуто, значит, у них тоже все в порядке, а когда все в порядке, рассказывать вроде бы не интересно, хотя, на мой взгляд, в описании порядка и благополучия и есть самый настоящий интерес, но — в другое время, в другом месте.
Приложение
Гений-недоучка
Все помнят странные шествия, сборища и акции, которые устраивались в Москве этим летом и которые считали так называемыми флэш—мобами, то есть бесцельными игрищами интернетной молодежи, договаривающейся о какой-нибудь совместной массовой глупости — себя потешить и публику посмешить. То все разом бумажные самолетики запустят, то выстроятся вдоль дороги с желтыми цветками в руках... Но выяснилось, что эти игры не всегда так уж безобидны и часто направлены против конкретных людей. Больше того, кто-то создал организацию под вызывающим названием «Партия Интеллектуального Расизма» (ПИР) и начал руководить действиями десятков и сотен примкнувших к этой виртуальной партии молодых людей. Точнее было бы назвать эту организацию «партией избирательных репрессий». То одни, то другие люди подвергались массированным атакам: например, их вдруг на улице окружали незнакомые юношии и девушки с жалобными воплями: «Подайте на пропитание!» — или начинались безымянные звонки и послания на мобильный телефон, при этом прямых угроз не было, но, согласитесь, легко довести до нервного шока, когда сотня незнакомых людей пожелает тебе по телефону доброго утра. Эти акции возникали и прекращались спонтанно, но вскоре выяснилось, что некоторым людям, на кого пал выбор руководства партии, предлагали заплатить, чтобы от них отстали. И они соглашались! Больше того, и за вступление в партию руководство во главе с человеком, назвавшим себя «Супер-драйвер», уже начало брать деньги, и немалые.
