как минимум, из пяти частей.
ЛН: А с чем связан выбор такой темы для дебюта? С вашими ощущениями? С какой-то историей из вашей юности? С проблемами с органами?
ЕЦ: Вы знаете, дело в том, что я вырос в учительской семье, и то, что творилось в сталинские времена с моими близким, чувствовалось очень остро. Например, старший брат моего отца сидел и, по-моему, даже дважды. Он был агрономом и директором сортоиспытательной станции. Его посадили якобы за попытку вывести ядовитые сорта пшеницы, ржи и еще чего-то с целью массового отравления советских трудящихся. Это звучит как бред сумасшедшего, но бреда оказалось достаточно для того, чтобы отправить человека в тюрьму. У моих родителей до ХХ съезда и некоторое время после него на шифоньере стояли две корзиночки – с теплым бельем и с сухарями, на тот случай, если, придут.
В те времена было достаточно кому-то поставить двойку, чтобы родители ученика написали донос, дескать учитель плохо отозвался о Сталине или о партии… Так что вот подобную атмосферу, дух времени я почувствовал очень рано, с детства.
ЛН: А как складывалась судьба фильма?
ЕЦ: Сначала «Защитник Седов» произвел шоковое впечатление на «Мосфильме», и с ним просто не знали, что делать. Но потом Андрей Смирнов, который был художественным руководителем у меня и председателем приемной комиссии, показал фильм Элему Климову. Климов стал его демонстрировать на разных кинофестивалях. Я ничего этого не знал, и мне никто об этом ничего не сообщал.
В конце сентября 1988 года картина получила сразу две награды на кинофестивале в Мангейме – специальный приз жюри и приз FIPRESCI. А дальше фильм оказался в Киеве на фестивале «Молодость», где получил гран-при, а также был на фестивале «Арсенал» в Риге, где не получил ничего. Я думаю, это связано с тем, что его никто не увидел: в зале было пять человек, включая меня, фотографа Николая Гнасюка, его жену Надежду Майданскую, кинокритика и уборщицу со шваброй.
ЛН: Но, насколько я знаю, на «Арсенале» же тогда случайным образом выбирался лауреат…
ЕЦ: Лауреат действительно выбирался тогда, в 1988 году, случайным образом, но просто дело в том, что на этом фестивале были фильмы Тарковского, Параджанова, Кайдановского, Годара, Руиса, Белы Тарра и моя. Сравните весовые категории. А на фестиваль с ретроспективой приезжал Жан-Люк Годар. Моя картина просто как-то затерялась.
Потом, благодаря секретарю Элема Климова Раисе Фоминой, фильм попал в конкурс Британской Академии. И, к моему невероятному удивлению, картина получила приз BAFTA, то есть Британский киноинститут признал ее лучшим фильмом года в разделе короткометражного кино. Я оказался в Лондоне на одной сцене с Луи Малем, Беном Кингсли, Бернардо Бертолуччи, Билли Августом, Джоном Клизом и Терри Гиллиамом. В общем, я попал в потрясающую компанию. На следующий день после церемонии был завтрак и фотографирование с принцессой Анной, которая являлась патроном этого конкурса, а я рано утром уже летел в самолете в родное отечество, потому что у меня был такой билет.
ЛН: А вы там не думали остаться за рубежом?
ЕЦ: Нет, я никогда не думал остаться там, хотя многие мне задавали такой вопрос.
ЛН: А потом ведь у вас была «Повесть непогашенной луны», а которой совершенно запредельная, на мой взгляд, идея с Виктором Проскуриным в роли Сталина. Как она возникла? Расскажите, пожалуйста, про этот фильм.
ЕЦ: Я работал на картине Эльдара Александровича Рязанова «Жестокий романс», где Витя играл одну из центральных ролей. И в какой-то момент я посмотрел на него и увидел, что он похож на Сталина.
Сталин очень трепетно и внимательно относился к исполнителям его роли в кино. В жизни он был маленький, с усохшей рукой, на ногах у него было по шесть пальцев – на Кавказе это считается признаком шайтана, то есть дьявола, потому он не любил снимать сапоги. Он был рябым… В хронике, которая теперь доступна, можно видеть, что у него лицо было изъедено оспинами в детстве. Он был рыжий или рыжеватый, скорее. При этом почти везде Сталина изображали брюнетом огромного роста, с широкими плечами, с развернутой грудью…
Его играли такие актеры, как Геловани, Дикий и другие. Но я знаю, что был такой случай: Геловани хотел сделать сюрприз Сталину и вместе с режиссером Чиаурели для фильма «Падение Берлина» (если я не ошибаюсь) сшили мундир вождя, сделали актеру грим и приехали в Кремль. Геловани уговорил пустить их в кабинет, и встал возле места, где сидел Сталин. И когда тот вошел, реакция была абсолютно неожиданной – Сталин испугался. Он посмотрел на гостей и быстро вышел. А у него всегда была дверь где-то сбоку, откуда он появлялся, чтобы путь к месту, где он сидел, был минимальным. И вот генералиссимус удалился, а через несколько минут позвонили, что аудиенции не будет. Актер и режиссер уехали на «Мосфильм», и на студию тоже был звонок, что Геловани больше не будет играть Сталина. Хотя потом он его все же играл.
ЛН: А какова судьба «Повести непогашенной луны»?
ЕЦ: Идея сделать этот фильм у меня возникла задолго до того, как я стал режиссером. И даже до того, как я попал в кино. Она пришла, когда у меня были проблемы с КГБ в Ростове. Меня лишили общежития, не дали стипендию…
Причина в том, что я отказался «стучать» на одного студента из Великобритании. Мне было предложено писать, что мне продиктуют. Я сказал: «Нет, я ничего подобного писать не буду, это будете писать вы сами». После этого меня обвинили, что я «премудрый пескарь», который ищет третью линию, а как известно, «кто не с нами, тот против нас». Ну, и так далее. Что я зарвавшийся юнец, уверовавший в свою безнаказанность, что у меня чрезвычайно высокое самомнение… В общем, кончилось все обвинением в том, что я уже «созрел для того, чтобы ступить на скользкий путь предательства» и только благодаря бдительности органов этого не произошло… В общем, бред… Мне вменяли все смертные грехи, а этому несчастному англичанину приписали желание приехать на «Роллс-Ройсе» с двойным дном и вывезти таких мерзавцев, как я, за границу. Говорили, что есть тоннель от Бомбея до Лондона и нечто в подобном же духе. Чем это хуже попыток выведения ядовитых сортов пшеницы или ржи? На самом деле, совершенно не важно, в чем тебя обвиняли. Если эта компания, эти органы, эта шайка взялась за тебя, то «был бы человек, а дело найдется». Дела обстоят так же по сей день.
В то время я
