– Ты знаешь фамилии этих врачей?
– Нет. Они назвали только свои имена, и те, по-моему, придуманные. Один был Лукой, а второй – Матфеем. На второй день, как я попала в реабилитационный центр, они стали со мной работать.
– Убеждали в том, как плохо быть старым и больным? Пересказывали разговор Александра Македонского с мудрецами?
– Не только. Почти каждый день приносили целые пачки фотографий самоубийц. Там были и повешенные, и выпавшие из окон, и со вскрытыми венами. Снимки отвратительные, одна сплошная кровь.
– Они хотели тебя убедить, что самоубийство – это страшно?
– Что ты! Как раз наоборот! Когда мне становилось дурно, Лука говорил: «Вот так бы и ты выглядела, если бы тебя вовремя не откачали. И твой Дэн увидел бы тебя такой. Представляешь, как бы его тошнило от твоего вида?» А Матфей добавлял: «Самая лучшая смерть – это взорвать себя поясом шахида. Во-первых, безболезненно и быстро. А во-вторых, от твоего тела ничего не остается, все превращается в воздух, в пар. И освобожденная душа устремляется на небеса к своему создателю».
– На небеса или все-таки в преисподнюю?
– Я говорила им: это же грех. А они отвечали: тебя ввели в заблуждение. Ты достигла такой силы любви, что душе уже не надо совершенствоваться, она идеальна. Дальнейшая жизнь не только бессмысленна, но и вредна – ведь я могу «запачкать» душу грехами. И, дескать, бог сам подталкивает к самоубийству как к единственной возможности сохранить чистоту души.
– Не слишком убедительно.
– Но я им верила. После разговоров с ними мне становилось легче. Но как-то мне показали видеозапись, где Дэн обнимается со своей новой подружкой Лерой Фри. Как мне было больно! Я чуть не разбила телевизор!
– Как тебя успокоили?
– Матфей сказал, что если я покончу с собой и Дэн узнает, что это сделано ради него, то будет очень горевать, сходить с ума и поливать слезами мою могилу. И когда я представляла себе эту картину, то мне хотелось побыстрее умереть. И я хватала врачей за руки и говорила: я хочу, хочу! Как мне это сделать?
– Какие-нибудь лекарства тебе давали?
– Мне каждый день делали уколы. Очень болезненные, после них я целый час лежала в постели.
– Ты спрашивала, чем тебя колют?
– Нет, мне было все равно.
– Скажи, Яна, а кроме тебя там еще были пациенты?
– Да, две девочки лет по четырнадцать. Одна влюбилась в своего учителя по химии и прямо на уроке выпила соляную кислоту. А вторая наглоталась таблеток – мамаша-алкоголичка довела.
– Ты знаешь, где эти девочки сейчас?
Яна смотрела в потолок и покусывала кончик ногтя.
– Наверное, уже нигде… Я краем уха слышала, что их увезли в Москву. А потом там произошел теракт.
– Как выглядели эти девочки?
Яна поняла, что я имел в виду.
– Натуральные блондинки! Классические славянские лица!
– Тебя в Испанию сопровождал Богдан Дрозд. Ты его раньше знала?
– Нет, никогда. Я даже имени его не знала. Из реабилитационного центра в аэропорт меня привез наш охранник и передал этому, как ты говоришь, Богдану. Богдан сказал, что в мадридском аэропорту, у Большой клумбы, меня будет встречать микроавтобус. Встретили, повезли в деревню, а там передали арапчонку. В общем, передавали из рук в руки, как чемодан. Меня совсем не интересовало, кто эти люди и что у них на уме. Понимаешь, когда готовишься к смерти, то ничего не боишься, позволяешь делать с собой что угодно. Очень странное чувство…
– Тебе угрожали? Говорили, что если ты откажешься, то тебя все равно убьют?
– Говорили, но я не собиралась отказываться. Я ходила как сонная, мне было все до лампочки.
– В Испании тебя тоже кололи?
– Нет. Арапчонок давал какие-то таблетки, я их пила.
– А что было потом, Яна?
– Когда потом?
– После того, как хозяйка напоила нас вином?
– Не помню, Кирилл. Какие-то обрывки: самолет, автомобиль, незнакомые лица. Пришла в себя в какой-то квартире. Там были двое мужчин. Хорошо одетые, в костюмах и галстуках, очень вежливые. Они поставили на видео новую запись с Дэном. Снято было в нашем ночном клубе «Шанс». Дэн прыгал по сцене, а Лера, как идиотка, вешалась на него. Отвратительное зрелище!
– И что было дальше? Что ты сделала?
– Что я сделала… – пробормотала Яна, потирая висок. – Кажется… Ну да, я попросила разрешения позвонить…
– Кому ты позвонила, Яна? – спросил я, пытливо заглядывая Яне в глаза.
Она растерянно смотрела на меня, переводила взгляд на мой лоб, щеки, губы… В глазах ее мелькнул то ли испуг, то ли надежда, то ли вопрос…
– Ты позвонила молодому человеку, – подсказал я.
Яна дышать перестала. Не сводя с меня глаз, она тихо, боясь ошибиться, спросила:
– Это был ты?
И тотчас откинула голову на матрац, закрыла глаза, задышала часто и тяжело.
– Господи, Кирилл! Но почему же ты не забрал меня тогда? Почему не увел из центра?
– Но откуда я знал, что из тебя готовят смертницу?! – горячо оправдывался я. – Я был уверен, что это приличное медицинское заведение, где ты проходишь курс лечения.
– Наверное, я выглядела тогда ужасно, – пробормотала Яна. – Скажи, тогда я тебе, конечно, не понравилась, да?
– Почему же! – вкладывая в голос всю силу убеждения, солгал я. – Очень даже понравилась. Хорошенькая девушка в белом, как у медсестры, халатике. Только освещение там было плохое…
– Если бы ты забрал меня оттуда, – вполголоса говорила Яна, не открывая глаз, чтобы было легче представлять себе идиллическую картину, – то все у нас могло бы сложиться по-другому. Не было бы этого кошмара…
– Да, – согласился я. – Все было бы по-другому. И я бы никогда не узнал, кого готовят в реабилитационном центре. И был бы одним из миллиона баранов, которые убеждены, что все теракты готовят и совершают исключительно исламские фанатики.
Я невольно накручивал себя, эмоции начинали брать верх над разумом, я едва не выдал провокационную фразу: «И был бы таким же дураком, как ты, ослепленным любовью к поэзии!» Мне было очень важно узнать, догадывается ли Яна, кто стоит у руля этой фабрики самоубийц. Я хотел, чтобы она сама пришла к этому страшному для нее выводу, но постепенно, капелька за капелькой, как принимают очень сильное лекарство, передозировка которого может убить.
– И еще, Яна, мне очень важно узнать, кто хозяин этого заведения.
Я кинул на нее быстрый взгляд. Яна пожала плечами.
– Не знаю. Я его никогда не видела.
– А ты сама подозреваешь кого-нибудь?
– Нет, – ответила она легко. – Кого я могу подозревать?
