на боковых улицах в кучи, а затем монахи и миряне относили их на реку, чтобы укрепить ими плотину, спасающую город от разлива реки. Часть масляных изображений выбрасывалась как жертва злым духам, другая в течение года использовалась для лампад в храмах. Иногда масло раздавали в качестве милостыни нищим.
На 21-й день (Г.Ц. Цыбиков пишет, что на 25-й) в отличие от религиозных торжеств в Лхасе начинались светские развлечения. На южной стороне большого храма Чжу, на площади, выступали борцы[833], снова устраивались бега. На этот раз в бегах участвовали и лошади и люди. О таких состязаниях писали или упоминали почти все авторы. По словам Г.Ц. Цыбикова, бегунов сначала отводили на поле к западу от Поталы, на большую дорогу, ведущую в Брайбун. Там был старт. Свободные лошади бежали впереди, погоняемые пешими, а также конными людьми. «Я стоял на площади, — писал Г.Ц. Цыбиков, — видел только двух лошадей, пригнанных одним погонщиком. Они, ободряемые дикими криками толпы, действительно очень стремительно бежали по улице. Затем прибежали и пешие, разодетые в пестрые костюмы»[834]. Д. Макдональд утверждает, что только последние 300 ярдов пешие бегут вместе с лошадьми[835]. Несколько иную картину состязания рисует Р. Стейн. По его словам, министры, высшие военачальники и монахи отбирали юношей и вносили их в число тех, кто должен состязаться в беге на 30 ли (10 миль) от восточной стороны монастыря Сэра к Потале. Обнаженные юноши бежали пешими на дистанцию 10 ли на восток от Лхасы, начиная свой бег к западу от Поталы. Зрители, подбадривая их, поливали ленивых холодной водой[836].
Рис. 50. Группа актеров из Кхама во время праздника[837].
После полудня в 21-й день, в Лхасе все монахи в полном церемониальном облачении сопровождали изображение Будды будущего — Майтрейи — в процессии вокруг Баркхвра. Изображение было прикрыто зонтом из павлиньих перьев и водружено на высокую платформу, которую охраняли стражи. По словам Г.Ц. Цыбикова, эту церемонию проводили 15-го числа 1-го месяца. Мак-Говерн называет 28-е число того же месяца и описывает увиденное иначе: «Изображение стояло на неуклюжей тибетской повозке. За повозкой следовали два непальских слона. За слоном три чучела — яка, тигра, слона — огромных размеров, вмещавшие по нескольку человек. Важную роль в этой процессии исполняли мальчики, которые символизировали людей грядущей эры, когда человечество придет в упадок»[838]. Китайские авторы сообщали, что изображение Майтрейи стоит на повозке, запряженной быками. Шествие начинается на рассвете, как бы возвещая о приходе Будды грядущего[839]. По завершении церемонии наступало всеобщее ликование. Продолжались игры, борьба, поднятие тяжестей, бега. Когда празднество кончалось, все 20 тыс. монахов покидали Лхасу и город возвращался к своей обычной жизни.
Светские праздники, однако, продолжались еще два-три дня. В 22-й день командиры и войско собирались севернее Поталы, чтобы в открытом поле продемонстрировать свое мастерство и умение стрелять на полном скаку. Устанавливались две мишени, которые на ходу нужно было поразить: одну — из ружья, другую — стрелой из лука или же копьем и стрелой. На следующий день соревновались пехотинцы в стрельбе из лука. Все соревнования завершались пирушками, песнями и обильными возлияниями. По сообщению В. Мак-Говерна, военным маневрам предшествовало торжественное шествие армии по городу: «Трудно себе представить более оригинальную процессию. Она состояла из трех групп: одна вооружена луками и стрелами, другая — мечами, третья — ружьями XVII–XVIII вв., заряженными холостыми патронами. Солдаты в железной броне в руках держали круглые корзинообразные щиты, на шлемах развевались перья. Лошади конной части были также в броне. Три раза эта фантастическая армия прошла по внутреннему кругу и затем вышла в поле для маневров»[840].
По мнению китайских ученых, этот светский элемент празднования Нового года был введен монголами, поскольку очевидно монгольское влияние как на церемониальную одежду, так и на стиль народной борьбы[841]. Д. Туччи, полагает, что эти военно-спортивные игры являются пережитками древнего ритуала тех времен, когда тибетское общество закаливалось в жестокостях войны и азарта охоты[842]. Точка зрения Д. Туччи представляется нам убедительной. Возможно, что отдельные элементы и были заимствованы во времена правления в Китае монгольской династии Юань (1280–1367). Однако здесь также уместно вспомнить и о мифической стране Шамбале, локализуемой на севере, с которой связывается представление о грядущей победе над всеми злыми силами. Представление это проникло в Тибет, вероятно, во времена создания перевода тантры Калачакры (1027).
Изгнание «злых сил».
После 21-22-го дня 1-го лунного месяца в новогодних празднествах наступал почти месячный перерыв. Заканчивался праздник Монлам, но начиналась подготовка к службе Цогчод, которая являлась как бы малым Монламом и проводилась с 19-го дня 2-го лунного месяца в течение 12 дней. Эта служба была создана знаменитым регентом Пятого Далай-ламы Десрид Санчжай-чжамцхо (XVII в.) в память Пятого Далай-ламы.
Главная цель службы Цогчод — изгнание «злых сил». На этот раз в качестве изгоняемого злого духа выступает исторический персонаж — министр Машанг. Во время правления царя Тисрондецана (755–797), покровителя буддизма, его антагонистами выступали приверженцы религии Бон — министры Машанг и Лугонг. В ходе борьбы царю удалось одержать победу над бонской группировкой, министры были отстранены от власти, а затем, по одним данным, убиты, по другим — заживо замурованы в гробнице, а по третьим — при жизни переведены в разряд «живых мертвых»[843]. «Живые мертвые» должны были жить у погребального комплекса царя, не общаться с живыми людьми, принимать жертвы, приносимые покойному, питаться тем и одеваться в то, что периодически приносили родственники[844]. С VIII в. по буддийской традиции Машанг — воплощение злого духа, который причинил много вреда не только в своей человеческой жизни, но и потом, перевоплощаясь в мире демонов, все время стремился разрушить буддизм в Тибете. С течением времени его имя было забыто или приняло другое написание. И теперь вместо одного демона каждый год изгоняют двух[845].
Церемония изгнания лугона («жертвы-заместителя»), как утверждает традиция, была установлена Пятым Далай-ламой. Она совершалась для того, чтобы освободить обитателей тибетской столицы от враждебного влияния грехов, накопленных ими в течение старого года, и особенно для того, чтобы предотвратить враждебное воздействие «семи братьев-демонов», которые почитались врагами тибетского государства и буддийской церкви. Все эти враждебные силы как бы концентрируются в двух людях, которые и становятся «козлами отпущения» и потому называются лугонами. Во времена Пятого Далай-ламы было обычаем изгонять одного из лугонов в монастырь Самье и далее в Цзетанг,
