наружу, слезы за себя, за свою жизнь и за все, что я потеряла за последние шесть месяцев. Я завожу двигатель и включаю передачу, злясь на себя. Некоторые из этих слез из-за Данте, и я чувствую себя идиоткой, позволяя себе плакать из-за него.
Я всегда знала, что все закончится. С самого начала наши отношения были как тикающие часы. Никто, кроме меня, не виноват в том, что я позволила себе так много чувствовать, что теперь мне кажется, будто мое сердце вырывают из груди.
Снова и снова, ведя машину, я спрашиваю себя, правильно ли я поступаю. Правильно ли это, обманывать Данте, лишая его возможности узнать своего ребенка. Если все эти решения я принимаю сама, то это не тот путь, по которому я должна идти. И каждый раз, когда я думаю о том, чтобы повернуть назад, я вспоминаю жизнь, которую ведет Данте, и все причины, по которым я не хочу в ней участвовать.
Это правда, что сказал Брендан, — Данте никогда не говорил, что все должно быть именно так. Но я не могу представить, что он откажется от всего этого ради меня. Не могу представить, что он изменит все в своей жизни только ради того, чтобы мы могли быть вместе, даже теперь, когда речь идет о ребенке.
Может быть, особенно теперь, когда есть ребенок.
На полпути к Сиэтлу я останавливаюсь в отеле, чтобы немного отдохнуть. Незнакомая комната никак не успокаивает мое беспокойство, и я ворочаюсь, просыпаясь с ощущением, что зря потратила сто пятьдесят долларов, не получив никакого отдыха. Я принимаю душ, надеваю чистую одежду и делаю все возможное, чтобы не заплакать снова. Такое ощущение, что я оставила свое сердце в Лос-Анджелесе, причем не по одной причине, и в моей груди просто пустота.
Если уж на то пошло, мне хочется просто онеметь.
К тому моменту, когда я останавливаюсь перед зданием, в котором живет Эбби, я чувствую себя совершенно истощенной. Я пишу ей сообщение, чтобы она знала, что я здесь, и через пять минут вижу знакомую высокую худую девушку с длинной брюнетистой косой, которая бежит ко мне с восторженной улыбкой на лице.
— Эмма! — Она обнимает меня, едва не выбивая из меня дыхание тем, как сильно она меня сжимает. — Я так рада, что ты добралась. Поездка прошла нормально? Ты выглядишь измотанной.
— Спасибо, — язвительно говорю я, вытаскивая второй чемодан из машины. — Я измотана. Я плохо спала.
— Я приготовила комнату для гостей. Надеюсь, здесь тебе будет лучше спать. Пойдем, у меня есть остатки еды, которые я могу разогреть, а потом ты можешь спать. Мы поговорим завтра, когда ты немного отдохнешь.
— Ты просто моя спасительница. — Я поставила чемодан на пол и обняла ее в ответ. — Мы так долго не разговаривали, а ты просто позволила мне приехать и остаться. Не знаю, чем я смогу отплатить тебе.
— Ты уже отплатила. Компания будет очень кстати, мне нравится жить одной, но иногда становится одиноко. Пойдем, — снова уговаривает Эбби, беря один из чемоданов и кладя руку мне на плечо. — Нет смысла стоять здесь.
Она помогает мне занести вещи в ее квартиру на четвертом этаже старинного каменного здания и ставит чемоданы в маленькую, аккуратно оформленную комнату для гостей. У окна стоят растения в горшках, на кровати лежит яркое пуховое одеяло, и от всего этого веет жизнерадостностью. Я говорю себе, опустившись на край кровати, что, возможно, я найду способ быть счастливой здесь.
Я смогу устроить свою жизнь в Сиэтле. Я не беспокоюсь об этом. Последние четыре года я упорно трудилась, чтобы стать художником настолько хорошим, что смогу найти работу где угодно. И я знаю, что Эбби поможет мне встать на ноги. Вопрос в том, смогу ли я устроить жизнь, которой хочу жить.
Я хочу этого ребенка, но я не хочу, чтобы мой ребенок был всем, ради чего я существую. Это не будет хорошей жизнью ни для кого из нас. Я должна найти способ двигаться дальше.
— Думаю, я просто посплю, — говорю я Эбби. — А поем позже.
— Ты уверена? — Она слегка хмурится, на ее лице написано беспокойство. — Очень важно, чтобы ты была здорова…
Я немного смеюсь, несмотря на себя. Эбби — любительница йоги и диетолог, а когда она жила в Лос-Анджелесе, то помогала управлять тренажерным залом. Я уже вижу, как она прокручивает в голове список добавок, которые мне могут понадобиться.
— Обещаю, я съем все, что ты мне дашь, как только проснусь. Мне просто нужно постараться заснуть. — Теперь, когда я здесь, с кем-то знакомым, а не в гостиничном номере, я уже чувствую, как на меня накатывает усталость.
Как только Эбби уходит, и я ложусь, я не успеваю даже забраться под одеяло, как уже окончательно засыпаю.
20
ЭММА
МЕСЯЦ СПУСТЯ
Из всех небольших изменений, которые мне пришлось сделать во время беременности, отказ от кофеина оказался одним из самых трудных. Помимо очевидных трудностей, связанных с его отсутствием, тот, кто сказал, что вкус кофе без кофеина не отличается, определенно солгал сам себе.
Рядом с кабинетом моего врача есть небольшая кофейня в винтажной тематике, и я забегаю туда после приема. Даже если мне приходится пить кофе без кофеина, приятно просто посидеть и расслабиться на несколько минут, особенно после стресса, вызванного визитом к врачу.
Сама акушерка замечательная — очень милая и дружелюбная женщина ненамного старше меня, умеющая отпускать забавные шутки, которые меня расслабляют, и успокаивающая. Но с тех пор, как заболел мой отец, все, что связано с врачами или больницами, вызывает у меня тревогу.
Я беру латте с ванильной корицей и яблочный оладушек и опускаюсь в мягкое бархатное кресло у окна. За окном моросит легкий позднелетний дождь, и я наблюдаю за тем, как капли бьются о стекло, наслаждаясь новизной этого зрелища. В Калифорнии почти никогда не бывает дождей, но в последний месяц здесь они идут чаще, чем обычно, и я еще не успела устать от этого. Эбби сообщила мне, что еще через месяц мне это окончательно надоест.
Когда я потянулась за оладьей, мой телефон зажужжал, и я посмотрела на него, сразу увидев, что это письмо от риелтора, с которым я связалась на прошлой неделе. У меня сдавливает грудь, и я убираю телефон обратно в карман, не желая разбираться с этим прямо сейчас. Утро и так прошло на американских горках, не нужно добавлять к нему этот разговор.
Мне придется продать квартиру.
