— Нет! Не хочу, чтобы меня именовали, — вскочила я, напугав облепивших стекло бабочек. — Вы… — ткнула я в Демиурга пальцем, но передумала. — Не позволю себя использовать, как стяг над армией. У меня нет отличий перед Орденом Крона и всеми этими людьми, — махнула рукой в сторону открытого окна. — Даже фамилия эта досталась мне не заслуженно!
Темнота на улице резалась огнями фонарей, но даже сейчас внизу было шумно: в приюте явно не было дурацких правил академии.
— Так заслужи её, — просто предложил Демиург, отказываясь вникать в суть моей речи.
Хотелось снова возразить, но я смолчала. Ведь я уже занималась тем, что использовала свою фамилию в качестве зловещей легенды о себе. Оправдывала ту репутацию, которой меня наградили против воли студенты. А здесь, в Ордене Крона, на это смотрели с иного, гораздо более приятного ракурса… Снизу громыхнул мужской смех — возможно, Татя или кого-то из его банды. В некотором смысле они тоже были изгоями. Изгоями Квертинда.
— Я просто хочу, чтобы вы помогли мне найти Кирмоса лин де Блайта, — устало потёрла глаза, отгоняя непрошенные тщеславные мысли.
Шкатулка с сюрпризами «Орден Крона» открылась и оказалась средоточением соблазнов, манящими меня на десятки скользких дорожек. Я боролась с искушениями, но мне всё больше хотелось поддаться им. Стать кровавым магом в кратчайший срок, возглавить сопротивление против несправедливой власти, даже позволить Демиургу накормить меня малиной. Здесь, в Ордене Крона, я была своей. Оглядывалась по привычке, но встречала только радушие и одобрение. Вместо призрительных гримас — добродушные улыбки. Вместо угрозы расправы — готовность защитить. Вместо холодности ментора — ласку и внимательность наставника. Даже извечное, плотно поселившееся под рёбрами чувство слежки пропало, отпустило на тот короткий срок, пока я беседовала с человеком, который мог бы стать для меня кем-то большим…
— Кирмос лин де Блайт сам тебя найдёт, Юна, — вернул меня в реальность Демиург. — Это я обещаю. Нам нужно успеть подготовить тебя к этой встрече.
На любого страшного зверя однажды найдётся свой охотник.
Сколько у меня осталось времени, чтобы стать тем самым охотником? Каких жертв это потребует от меня? И не окажусь ли я в итоге не по ту сторону мешка, как рыжая хищница-лица, которая не заметила приближения того, кто несёт ей смерть?
Наверняка этого не знал даже Демиург. А всё, что могла сделать я — это не переставать дёргаться.
— Мне пора в академию, — буркнула я, стаскивая накидку со спинки стула.
— Я дам тебе знать о следующей встрече, — мужчина поднялся проводить меня.
— Господин Демиург, — уже в дверях спросила я. — А что будет со мной после, — кинула неуверенный взгляд на подобравшихся охранников. — После того, когда всё это кончится?
— То, чего ты сама захочешь, — пространно ответил мой кровавый учитель. — А я поспособствую исполнению твоих желаний.
Дальше зедрживаться я не стала. Кивнула и зашагала по гулкому нарядному коридору. На этот раз меня не провожали.
Чего я хотела? Однажды я уже отвечала на этот вопрос. Странно, но с тех пор мои планы почти не изменились. Бегать по горам, растить подснежники. Или служить в армии Квертинда. Путешествовать. Просто жить… Но непременно со своим ментором.
В груди что-то неприятно сжималось, и я вышла за дверь, постояла у порога. Досчитала до десяти, краем глаза отмечая пристальное внимание.
На светлом небе серебристая россыпь была почти незаметна, но часы подсказали мне, что в Кроунице уже глубокая ночь. Приют Ордена Крона, который любой верноподданый Квертинда счёл бы самым опасным местом в королевстве, представлялся мне чем-то вроде убежища, в котором я могла бы спрятаться от враждебности мира. Такое заманчивое ощущение, которое было мне совсем не свойственно. Я всегда бросала вызов судьбе, боролась с ней и продиралась с силой через самые опасные дебри, защищая то, что мне дорого. Смеялась в лицо опасности, и никогда не пасовала перед трудностями. Сейчас же, стоя в туманной ночи, я вдруг сама захотела защиты.
Захотелось остаться здесь, в приюте Ордена, пить вино из кубков, собирать букеты из сухоцветов и прогуливаться вдоль ухоженных аллей под руку со сказочным принцем, а не ехать тёмными проулками в Кроуницкую Академию, где меня ждала борьба, презрение и бесконечное унижение, с которым я уже свыклась.
Я накинула влажный капюшон и поморщилась. Наверное, тогда я бы стала кем-то другим. Не Юной Горст, а милой чувствительной девушкой с тонкой душой и в шёлковом платье.
Сапоги застучали по мостовой. Глупо думать о том, чему никогда не бывать. Да и вряд ли мне понравилось бы на месте этих фарфоровых кукол, греющихся в тепле и безопасности. Кто знает, какие битвы с судьбой им предстоят. Мне же прямо сейчас предстояло успеть в Кроуницкую Академию, пока над Галиофскими Утёсами не наступил холодный рассвет.
Глава 9. Ради любви к экзарху
Холодный рассвет наступил снежной лапой на белый город. На сто третий день двести десятого краснолунного года зима не злилась на столицу, и только едва коснулась лощёной гладкости колонн в аркадах, плотной кладки мостовых и фигурных карнизов. Вода под частой паутиной мостов бурлила медленно, мешала колотый лёд с государственными тайнами. Притихший фонтан на площади Тибра укрыла тонкая невесомая вуаль, и вместо золота Иверийская корона сверкала серебром в зимней ласке солнечный лучей. Гладкое лицо Лангсорда — мраморного фасада Квертинда — не спряталось под плотным покрывалом, а лишь обрело снежные ресницы и лёгкий пушок белёсой щетины.
Огромный Иверийский замок по ту сторону площади оброс ледяной коркой, как мёртвая принцесса хрустальным саваном. Каждый раз под торжественный звон колоколов Храма Семи я подбегала к окну и надеялась, что эта хрупкая защита треснет, и колкие острые льдинки пронзят сердца врагов королевства, обратят их тела в сверкающий дым. Но каждый раз разочаровывалась: в жизни, как в сказке, нет места чуду спасения.
Бом. Во имя Квертинда!
Бом. Бом. Бом. Казалось, от этого величественного грохота тряслись стены, и я осторожно коснулась холодной поверхности. В небольших ромбах мозаичного окна соседствовали разноцветные стёкла: если смотреть сквозь синее, то Лангсорд замирал в морском безмолвии, — сквозь зелёное, — деревья и лужайки зацветали против срока, — сквозь алое, — мир заливался краснолунным светом, как лучшим баторским вином, и небо розовело смущением.
Бом. Пришла в голову мысль заполнить тиаль. В храме Девейны. Магией исцеления я никогда не пользовалась, а только наблюдала, как она пронизывает тело Камлена Видящего, когда над ним колдовали прославленные врачеватели. Наверное, у Великого Консула должен быть тиаль.
Бом. Бом. Семь ударов.
Внизу, на ступенях Преториях, суетились люди: малыш в слишком длинном для него камзоле бежал в объятья матери, кто-то махал рукой, обращаясь к толпе, чьи-то торопливые шаги оставляли темные следы на ещё свежей пороше. По лестнице поскакала меховая шапка, подхваченная снежным порывом, и тоненькая леди кинулась вдогонку. Она едва не сбила чинного господина с пушистой бородой, по-стариковски опирающегося на лощёную трость, и он пригрозил кулаком вслед неуклюжей кудряшке. У трёхглавых фонарей, всё ещё горящих с ночи, влюбленные кормили вечно голодных голубей остатками сдобы, то и дело прерываясь на короткие поцелуи.
