Было уже не так рано, как поначалу показалось герцогу, потому что откуда-то издалека доносился колокольный звон. Вильерс прислушался, и ему пришло в голову, что эти неистовые переливы похожи на крики чародеев, похищающих по ночам души, детей или еще бог знает кого.
Звон колоколов означал, что пришло Рождество. Еще одно Рождество в его жизни!
Беззвучно, как кошка, проснулась Шарлотта. Она подняла голову и уставилась на герцога, не веря своим глазам.
Вильерс ответил ей улыбкой.
– Леопольд? – все еще не веря себе, спросила Шарлотта и откинула упавшую на лоб прядь. – Господи, я что, проспала здесь всю ночь?
– Теперь конец вашей репутации, – ухмыльнулся герцог, с удовольствием прислушиваясь к своему окрепшему голосу. – Но не волнуйтесь, никто из слуг Джеммы ничего не заметил. Кстати, я готов к вашему иску о нарушении обещания жениться, если вы, конечно, его подадите.
– Нарушение обещания? – недоумевающе переспросила Шарлотта. Она выпрямилась, расправила плечи и вдруг замерла, пораженная произошедшей с герцогом переменой. Несмотря на ужасную слабость, он сам сумел приподняться и теперь полулежал на подушках. – О Боже, – прошептала Шарлотта, – вы…
– Вы как-то заметили, что я слишком доверяю мнению врачей, – напомнил Вильерс. – Треглоун сказал, что я выздоровею, если переживу рождественскую ночь. Как вы думаете, не стоит ему верить?
– Но он как раз был не слишком уверен…
– Я живу, чтобы опровергнуть его сомнения. С Рождеством, Шарлотта!
– С Рождеством, – прошептала она.
– Будущая герцогиня Вильерс, – добавил он.
– Мне лучше скорее уйти к себе, – вскочила на ноги Шарлотта.
– Поздно, дорогая, вы уже скомпрометированы.
– На случай, если вы не заметили, обращаю ваше внимание, – язвительно продолжила она, – что здесь находится и ваш наследник. Так что возникает вопрос, кто нанес ущерб моей репутации. Приготовьтесь лучше к иску о нарушении обещания, ваша светлость.
– Ладно, дорогая, – уже тише, чем раньше, ответил герцог.
Шарлотта юркнула за дверь. Вильерс взял со столика стакан с водой и сделал глоток. Прохладная влага показалась ему Божьим благословением.
Да, он слаб и изможден, но он жив!
– Спасибо тебе, Господи! – прошептал Вильерс и поднял стакан, приветствуя того, чье рождение собирались отметить люди.
В пустой комнате, где были только измученный болезнью герцог и легкий аромат женских духов (спавший кузен не в счет), слова благодарности, произнесенные еле слышным шепотом, звучали странно.
Поэтому Вильерс повторил, но уже громче:
– Спасибо тебе!
Вдалеке продолжали свой неистовый перезвон колокола. Герцог повернулся на бок и провалился в глубокий, светлый, живительный сон.
Глава 54
Рождество
Проснувшись, Поппи сразу зажмурилась – спальню заливал яркий солнечный свет. Она подошла к окну и выглянула в парк. Видимо, ночью прошел холодный зимний дождь, потому что снежный пейзаж превратился в ледяной: сугробы покрылись ледяной коркой и нестерпимо блестели на солнце, ветки боярышника оделись в хрустальные оковы, на подоконниках южного крыла дворца повисли огромные сосульки. Это было настоящее рождественское утро.
В детстве Поппи всегда радовалась Рождеству, хотя у них в доме его справляли без особого веселья. Обычно в честь праздника леди Флора позволяла дочери пропустить трехчасовой урок игры на клавикордах, часовой урок пения и танцкласс. Она даже сидела рядом, пока Поппи играла в детские игры, но сама отказывалась составить дочке компанию. И еще по случаю Рождества у них подавали на стол украшенного сусальным золотом пряничного человечка, Поппи с мамой ездили в церковь, положив для тепла под ноги нагретые кирпичи, а вечером ели жареного павлина.
За спиной послышались шаги, и две теплые руки обвили талию Поппи.
– Вернись в постель, – попросил Флетч сонным голосом.
– Разве ты забыл? Сегодня Рождество, – сказала она.
– Так давай его отметим в постели.
– Ну уж нет!
– Почему? – проговорил Флетч, нежно тычась носом в ее шею.
– Рождество – особый случай, – возразила Поппи. отстраняясь, хотя ей было очень приятно.
– Ты сама – особый случай, – потянулся он к ней опять.
– Флетч, уже утро.
– Ну и что?
Поппи решительно высвободилась из объятий мужа.
– В рождественское утро делать это, – она махнула рукой в сторону кровати, – неприлично.
– Что ты имеешь в виду? – немного помрачнел герцог.
– Я не могу… – пробормотала Поппи и осеклась: ей показалось, что она уже говорила это когда-то. Память перенесла ее в рождественскую ночь четыре года назад, когда будущая герцогиня Флетчер дала отповедь жениху после «неприличного» поцелуя.
Муж вопросительно смотрел на нее, скрестив на груди руки.
– Понимаешь, я не могу все время притворяться француженкой, – наконец призналась Поппи.
– Но я этого и не требую.
– Я не могу всегда любить тебя так, как вчера в парке.
– И за портьерами?
– И за портьерами.
– Ничего страшного, – ухмыльнулся Флетч, – ведь существуют кровати. Ну-ка посмотри на меня, Поппи!
Она посмотрела ему в глаза.
– Не так, – возразил он и добавил, сделав акцент на последнем слове: – Посмотри на меня.
– Сейчас же утро! В любой момент может войти моя горничная! – запротестовала Поппи, краснея.
– Она или постучит, или получит такой урок, что впредь хорошо подумает, прежде чем входить без стука. Ну-ка посмотри на меня, Поппи!
Герцогиня в смущении закусила нижнюю губку, но все же позволила себе взглянуть на мужа. Накануне вечером Флетч легко, как пушинку, нес ее с прогулки на руках, без видимого усилия шагая по глубокому снегу. А она жалась к его груди, размякшая, податливая, и, тая от счастья, шептала слова любви, которые он вряд ли мог услышать.
Один только взгляд на мужа – и Поппи вновь охватило пламя желания.
– Вот, я посмотрела, – быстро сказала она, надеясь, что он не заметит, как у нее дрожат колени.
– И что ты увидела?
– Напрашиваешься на комплименты?
– Конечно!
– Абсолютно здорового мужчину двадцати с лишним лет.
– Всего лишь? Скажи, ты меня любишь? – спросил Флетч, делая шаг к жене.
Их взгляды встретились. Это был момент истины.
