Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 87
двух фехтовальщиков в покое. Французы рассчитывали укрепиться за оградами на восточном берегу, откуда началось их утреннее наступление, тогда как британцы и португальцы выискивали французов, задержавшихся в деревне. А тем временем двое охваченных безумием битвы мужчин неуклюже размахивали палашами.
Они стоили друг друга. Лу был матерым рубакой, но уступал Шарпу в росте, и руки у него были короче. К тому же француз привык драться верхом, а не в пешем строю. Противники кололи, рубили и парировали удары так, что со стороны это выглядело пародией на прекрасное искусство фехтования. На движениях сказывались течение воды и усталость мышц, да и не до изящных финтов, когда сражаешься тяжелым кавалерийским палашом. Звуки, с которыми сталкивались клинки, скорее можно услышать в кузнице, чем в фехтовальном зале.
– Сука! – прорычал Шарп, нанося рубящий удар. – Сука! – повторил он, делая прямой выпад.
Лу защитился.
– Это за двух моих парней, – прохрипел он и ударил палашом снизу вверх, вынудив Шарпа обороняться.
Выплюнув проклятие, француз ткнул, целя противнику в лицо. Шарп отшатнулся и ответил выпадом. Клинок скользнул по животу Лу, но лишь проткнул ташку, в который и застряло острие. Воспользовавшись заминкой Шарпа, Лу подался вперед, готовясь нанести смертельный удар. Стрелок тоже шагнул вперед, сокращая дистанцию, и боднул Лу головой. Француз уклонился и выбросил колено. Шарп ударил Лу эфесом по голове, а тот врезал Шарпу гардой в левый висок.
Противники разошлись. Они злобно смотрели друг на друга, но уже не обменивались оскорблениями – берегли силы для борьбы. Вовсю гремела перестрелка через реку, но никто не вмешивался в схватку этих двоих, признавая, что они дерутся честно и их поединок никого больше не касается. Группа солдат в серой форме наблюдала за происходящим с восточного берега; толпа стрелков, гвардейцев и горцев поддерживала Шарпа с западного.
Шарп зачерпнул воды левой рукой, плеснул в лицо и облизнул губы.
– Пора с тобой кончать, – сказал он твердо и пошел вперед.
Лу поднял палаш и сначала отбил рубящий удар сверху, а потом уклонился от прямого выпада. Словно открыв в себе новый источник энергии, Шарп наступал снова и снова, раз за разом преодолевая защиту Лу настолько быстро, что француз не успевал проводить контратаки. Не справляясь с натиском врага, генерал отступал, его защита слабела после каждого удара Шарпа, который, стиснув зубы, яростно напирал. Отражая очередной удар, Лу упал на колени, а Шарп издал победный клич и приготовился нанести последний, смертельный удар.
– Берегитесь, сэр! – тревожно крикнул Харпер.
Шарп бросил взгляд влево и увидел скачущего на серой лошади драгуна в сером мундире и шлеме с длинным, почти до пояса, плюмажем из блестящих черных волос. Драгун держал короткоствольный карабин, целясь в Шарпа. Воздержавшись от последнего удара, Шарп сделал шаг назад и увидел, что темные волосы – не плюмаж.
– Хуанита! – выкрикнул он.
Женщина была готова спасти Лу так же, как когда-то спасла лорда Кили, но только Кили ей был нужен для того, чтобы остаться в расположении британских войск, тогда как Лу она выручала ради любви.
– Хуанита! – снова воскликнул Шарп, обращаясь к ее памяти об одном сером рассвете в постели серого волка на высоких холмах.
Она улыбнулась. Выстрелила. И развернула коня, чтобы умчаться прочь, но Харпер уже стоял на отмели с семистволкой у плеча, и его залп снес всадницу с коня. Ее предсмертный крик оборвался еще до того, как тело коснулось земли.
Шарп тоже падал. Он ощутил ужасный удар в правое плечо, и боль уже разливалась свирепым пламенем по бессильно повисшей руке. Он покачнулся и упал на колено, а Лу вдруг оказался над ним с поднятым палашом. Дым от горящего дома плыл над речкой. Издав победный крик, француз занес клинок.
Шарп схватил врага за правую лодыжку левой рукой и с силой дернул. Лу вскрикнул и потерял равновесие. Шарп зарычал и нырнул вперед, уйдя из-под опускающегося палаша. Схватив свой трехдюймовый клинок, словно дубину, изрезанной в кровь левой ладонью, он полоснул Лу по шее, опрокинул его в воду и, не обращая внимания на льющуюся из плеча кровь, прижал его палашом к каменистому дну ручья. Сжимая правой рукой рукоять, а левой клинок, скрипя зубами от боли и наваливаясь всем телом, он удерживал противника под бегущей водой. Пузырьки поднимались и уносились по течению. Лу вырывался и дергал ногами, но Шарп не отпускал. Он стоял на коленях, так что только голова и окровавленное плечо оставались над водой, и держал палаш поперек чужого горла. Он топил француза, как топят бешеную собаку.
Винтовки и мушкеты стреляли с западного берега – это люди Шарпа отгоняли пехоту Лу от берега восточного. Люди в сером хотели спасти своего командира. Пуля хлестнула по воде рядом с Шарпом, но он не сдвинулся с места, не поддался боли и удержал палаш. Пузырей становилось все меньше, и вот они исчезли совсем. Не сразу до Шарпа дошло, что зверь обезврежен. Шарп медленно отпустил тело, которое сразу всплыло, встал и, шатаясь, побрел к западному берегу, где его встретил Харпер и повел в укрытие, за побитую пулями стену.
– Боже, храни Ирландию! – сказал сержант, забирая у командира мокрый палаш. – Что же мы натворили!
– Победили, Пэт, черт бы их побрал.
И, несмотря на боль, Шарп ухмыльнулся. Потому что он был солдатом и он, черт возьми, победил.
* * *
– Спокойно, парень, ради бога. – От хирурга несло бренди, и у него заплетался язык.
Пуля засела глубоко, и эскулап гримасничал, орудуя в плече щупом. В другой руке он держал маленький пинцет, которым то и дело доставал что-то из открытой раны, причиняя невыносимую боль.
– Чертова пуля занесла в рану обрывки ткани. Ты почему шелк не носишь? От него такого не бывает.
– Шелк мне не по карману, – проворчал Шарп.
Был вечер. Церковь Фуэнтес-де-Оньоро провоняла кровью, гноем, дерьмом и мочой. Здесь собрались раненые из обеих армий. Теперь они лежали в дымном свете свечей, ожидая своей очереди. А хирургам предстояло всю ночь орудовать крючками, ланцетами и пилами.
– Одному Богу ведомо, выживешь ты или нет.
Хирург вытянул клочок окровавленного сукна и вытер пинцет о заляпанный кровью фартук. Он рыгнул, обдав Шарпа зловонным кишечным духом пополам с перегаром, и устало покачал головой:
– Рана, поди, загноится. Обычно так оно и случается. Вонять будет, как из очка прокаженного, рука отвалится, а через десять дней помрешь. Но до того тебя поколотит лихорадка, бредить будешь, что тот лунатик, да потеть, как лошадь, но зато дома, у себя там, станешь героем. Конечно,
Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 87
