было очень необычным, как будто в определенной части моего тела была пустота — пробел, нечувствительное место, которое нельзя почувствовать". — Другие чувствовали пробелы между головой и туловищем, т. е. не чувствовали шею, или — в пальцах ног, гениталиях, в животе и пр.
Некоторые сообщали, что после работы над этим упражнением они чувствовали себя усталыми. Другие чувствовали приятное возбуждение. Некоторые отмечали усталость после первых попыток, возбуждение после следующих В последних случаях это обычно наступало после того, как "бессмысленное" напряжение обретало свое значение.
"После того, как я отметил повторяющийся паттерн — жесткость в определенном месте шеи, вытягивание нижней губы, тяжелое дыхание, — я нашел, что это связано с определенными ситуациями. Это были ситуации обиды. Самый ясный случай возник, когда я просматривал свои заметки, прежде чем перепечатать это. В этот же момент я почувствовал, что мои губы растягиваются в широкой улыбке, я сознавал, что нашел этот определенный паттерн напряжения, и — опять же в то же самое время — я сознавал, сколь обманутым и страдающим я чувствовал себя по поводу того, что должен был делать эти упражнения и сообщать о них. Похоже, что появилась обида по отношению к вам! После этого, когда я выполнял упражнения на сознавание тела, я чувствовал себя не вымотанным, как раньше, а освеженным и собранным".
Наконец, последний отчет: "После многих безуспешных попыток мне наконец удался проприоцептивный эксперимент, хотя было много сопротивлений. Я хочу продолжать это, потому что уже увидел много полезного. Мне удалось до некоторой степени почувствовать контакт с большей частью моего тела, и теперь мне приятно делать это, хотя сначала казалось раздражающим. Мне кажется теперь, что лучше делать это чаще в течение меньшего времени, чем я сначала пытался. Обнаружение мышечных напряжений поначалу было пугающим. Их так много, что моим первым впечатлением было "Ну и беспорядок!". Но дальнейшее сознавание сделало их менее пугающими, хотя я и не делаю сознательных попыток расслабить напряжения; сейчас мне даже приятно их чувствовать. Основные напряжения, которые я чувствую, — в руках, в ногах, вокруг груди, задняя часть шеи, челюсти, в висках, в солнечном сплетении — в районе диафрагмы. В последний раз во время этого упражнения я концентрировался на желудке и почувствовал ясный контакт с ним. Я почувствовал связь между определенной деятельностью в желудке и мускульными напряжениями в диафрагме, вокруг груди, и, как это ни странно, в висках".
Эксперимент 7: Опыт непрерывности эмоций
Первые эксперименты центрировались на экстероцепции, основе вашего сознавания "внешнего мира". Предыдущий эксперимент касался проприоцепции, сознавания "тела" — его действий и тенденций к действию. Однако такое раздельное внимание к "внешнему" и "внутреннему" было лишь предварительным, потому что все это лишь абстракции от вашего целостного опыта, включающего и то и другое. В данном эксперименте мы предлагаем вам не уделять специального внимания ни тому, ни другому, но стараться сознавать гештальт, который возникает, когда вы не настаиваете на приписывании отдельного, независимого существования ни "внутреннему", ни "внешнему".
Когда не разделяются произвольно "внешний мир" и "тело", то, что вы переживаете в опыте — это поле "организм/среда", дифференцированное единство "вы-в-вашем-мире". Этот непрерывно меняющийся гештальт никогда не нейтрален, он жизненно касается вас, это, в конце концов, ваша жизнь в процессе ее проживания. Ее значимость, важность, то, что она имеет к вам отношение, — вездесуще. Переживание поля "организм/среда" в аспекте ценности составляет эмоции.
Согласно этому определению эмоция — постоянный процесс; каждое мгновение жизни обладает до некоторой степени чувствуемым тоном приятности или неприятности. Однако, поскольку у современных людей эта непрерывность эмоционального опыта по большей части исключается из сознавания, эмоции рассматриваются как своего рода периодические всплески, которые непостижимым образом возникают в поведении как раз в тех случаях, когда человек хотел бы "владеть собой". Такие вторжения — которые столь "неоправданны" — пугают и заставляют держаться настороже. Насколько возможно, люди стараются избегать тех ситуаций, где они возникают.
Большинство, однако, соглашаясь с таким использованием термина "эмоция" лишь для подобных "взрывных" ситуаций, знает о существовании других феноменов, во многом подобных, но не столь пугающих. Их обычно называют "чувствами", так что научные описания всей этой области обычно носят название "Чувства и эмоции". Мы полагаем, что при этом разделяется то, что в действительности представляет собой континуум. То, что определяет место данного эмоционального опыта в этом континууме, зависит от той степени, в которой заинтересованность организма, переживающего гештальт "организм/среда", проявляется из фона в фигуре.
Эмоция, рассматриваемая как прямое ценностное переживание организмом поля "организм/среда", не опосредована мыслями и словесными суждениями, она непосредственна. В этом своем качестве она является решающим регулятором действия, ибо она не только составляет основу сознавания того, что важно, но также дает энергию соответствующему действию, или если действие невозможно, она дает энергию и направление поискам такового.
В примитивной недифференцированной форме эмоция — это просто возбуждение-волнение, повышенная метаболическая деятельность и возросшая энергетическая мобилизация, являющаяся ответом организма на переживание новизны или стимуляции в ситуации. У новорожденных этот ответ целостен и относительно недифференцирован. По мере постепенной дифференциации мира ребенком, он соответственно дифференцирует свое общее возбуждение-волнение в избирательные, ситуационно поляризованные возбуждения. Они и обретают имена специфических эмоций.
Эмоции как таковые не являются смутными и диффузными; они ровно настолько дифференцированы в структуре и функции, насколько дифференцирован человек, их переживающий. Если человек переживает свои эмоции как смутные и грубые, то эти термины могут быть отнесены к нему самому. Из этого следует, что эмоции сами по себе не являются чем-то таким, от чего следует избавляться на основании той выдумки, что они-де препятствуют ясности мысли и действия. Напротив того, они не только важны как регуляторы энергии в поле "организм/среда", но являются также незаменимыми носителями определенного опыта — нашей заинтересованности, того, какое нам дело до мира и до себя.
Эти функции эмоции сильно искажены в нашем обществе. Как уже говорилось, считается, что эмоции возникают только в минуты кризиса, и то лишь если человек "теряет над собой контроль" и тогда "становится эмоциональным". Невозмутимость ценится как антитезис эмоции; люди стремятся казаться "холодными, спокойными, собранными". Но само спокойствие не лишено эмоционального тона, когда оно рождается из прямого оценивающего переживания этой конкретной ситуации как такой, с которой можно уверенно справиться, или — другая крайность — как ситуации, в которой ничего невозможно сделать.
Только подвижная, открытая ситуация, в которой что-то для человека поставлено на карту и его собственные действия влияют на ее равновесие, может вызвать действительное волнение. Изображать спокойствие в такой ситуации — это маска,
