далеко в степь на Ворскле Хотмышль, Хотеллосичи, или Лосицкая волость, и Ницянская земля. Здесь же лежал Снипород и тянувшие к Посемью земли Посулья. Это были самые южные области «Русской Вкраины», слабо заселенные, хотя далеко не «пустыня», тесно связанные с Посемьем, где стояли Рыльск и Путивль, ставшие опорными пунктами Москвы на юге, важнейшими центрами сторожевой службы, откуда по шляхам, сакмам и дорогам выходили в «Дикое поле» нести сторожевую службу разъезды городовых казаков и севруков.
Связи «северских уходов», расположенных в землях по Суле и Ворскле с Посемьем, были столь прочны, а власть великого князя литовского в Глинщине и рядом лежащих землях была в такой мере номинальной, что севруки продолжали беспрепятственно направляться на свои «ухожаи», где они встречались с украинскими казаками, приходившими из Канева и Черкасс и поэтому получившими на Руси наименование черкасов.
Так бывшие татарские тьмы — Черниговская, Курская и Яголдаева, позднее литовские «земли» становились русскими волостями.
Но это не значит, что Литва и татары перестали претендовать на них. Еще Тохтамыш, ища убежища в Литве, своим ярлыком, данным незадолго до битвы на Ворскле (1399 г.), передал эти южные земли Руси Витовту. В списке русских городов, уступаемых Литве в 30-х годах XV в., снова встречаются знакомые нам названия русских городов Днепровского Левобережья. В своем письме Василию III, написанном в 1506 г., Менгли-Гирей напоминает, что Брянск, Стародуб, Почеп, Рыльск, Путивль и другие города «из старины деда нашего были».
Мы знаем, что в 1507 г. Сигизмунд Старый категорически требовал от Василия возвращения Литве этих городов и земель.
Богатый край с тучной, черноземной почвой, с реками, изобилующими рыбой, лиственными и хвойными лесами, где не редкостью были лоси и кабаны, олени и козы, куницы и бобры, медведи и рыси, меха которых так высоко ценились за рубежом, со степями, где носились косяки тарпанов и сайгаков, край, изобилующий природными богатствами, сравнительно слабо заселенный, покрытый не столько городами, сколько «городищами» — развалинами русских городов, погибших в годину страшного Батыева нашествия, — казалось, легко мог снова стать добычей литовского князя или крымского хана, но Русь зорко стерегла этот дышащий обилием старинный русский край.
Хищные и жадные крымцы продолжали рассматривать Русь как свою землю. В этом отношении характерен приведенный послом императора Сигизмундом Герберштейном рассказ о том, как однажды русские, взяв в плен какого-то толстого татарина, с изумлением спрашивали его: «Откуда у тебя, собака, такой жир, когда тебе нечего есть?», в ответ на что пленник заявил: «Почему это мне нечего есть, когда я обладаю такой обширной землею от востока до самого запада?». В форме этого рассказа приводится характерное для крымских татар убеждение в том, что Русь — их владение, их земля и заповедное поле охоты за невольниками.
В грамотах конца XV и начала XVI в. непрерывно говорится о нападениях крымчаков на русских купцов, послов, промышленников на Осколе, Северском Донце, Псле, Орели, Ворскле. Но это были мелкие разбои, не больше.
В начале XVI в. крымские татары, к которым часто присоединялись ногайские татары, зимой и летом, только несколько меняя свою тактику в зависимости от времени года, совершали свои разбойные набеги на русские земли.
Эти набеги сопровождались страшным грабежом, кровопролитием и захватом в плен населения русских сел и деревень.
Пользуясь малочисленностью русских городов, минуя острожки, татары зимой прорывались сплошной лавиной, летом — несколькими отрядами и начинали грабить, жечь, насиловать, уводить в плен. Тысячи русских девушек и юношей, детей, взрослых мужчин и женщин уводились на аркане «в полон», чтобы быть проданными на невольничьих рынках Кафы или Козлова (Евпатории) и нести тяжелую службу раба или рабыни в мусульманских странах Европы, Азии и Африки.
Михалон Литвин приводит слова одного еврея — сборщика податей, жившего в Крыму, на Перекопе, мимо дома которого крымцы ежегодно проводили тысячи русских полонянников из Литвы и Московии, что, судя по количеству «ясыря» (пленных), в этих странах уже не должно было оставаться людей, и он поражен, что они еще заселены. Для борьбы с вековечными врагами своим — крымскими татарами — на окраине с «Диким полем» русские строили острожки, закладывали города, устанавливали сторожевую службу.
Как же была организована сторожевая служба?
Татары не были «городоимцами». Крымцы утратили характеризующее татар времен Чингисхана и Батыя искусство осаждать и брать укрепленные города. Русский город выдерживал осаду любой самой многочисленной орды крымцев, да и крымцы, зная свою слабость, как правило, проходили мимо городов. Войны Руси с крымскими татарами носили своеобразный характер. Татары не ставили своей задачей взятие городов, захват территории. Их походы носили характер грандиозных разбойничьих налетов. Цель бесчисленных набегов на русские земли хищных орд разбойничьего государства — Крымского ханства — составляла военная добыча во всех ее видах.
Не выдерживали татары и боя с равным им по численности регулярным войском. Особенно опасались они боя грудь с грудью, столкновения «в лоб», предпочитая прибегать к хитрости и главным образом использовать подвижность своей конницы и внезапность удара. Огнестрельного оружия они не применяли, полагаясь на лук, стрелы, саблю и аркан да на своего крепкого и выносливого коня.
Поэтому особенно важно было предупредить татар, приготовиться к обороне города, сосредоточить войска в одном месте, нанести удар ордам крымчаков, отбросить их, отбить «полон», добычу. Для этого нужно было зорко наблюдать. Везде виднелись русские сторожевые пункты — в пограничных землях лесостепи на городищах, курганах, на высоких дубах. Обычно они состояли из двух-трех сторожей-севруков, городовых казаков, детей боярских. Пока один внимательно осматривал степь и дорогу, ведущую на юг, другой (или другие) пас лошадей. Если на горизонте появлялась пыль, сейчас же один из сторожей садился на коня и нередко «о дву конь» выезжал до следующего пункта. С этого пункта сейчас же несся всадник и предупреждал следующую сторожу. И так далее, пока весть не дойдет до Москвы и не начнут собираться ратные люди, города готовиться к бою и по «береговой черте» у Оки готовиться к отпору на «засеках». Давали знать о приближении татар дымом смоляных бочек, огнем костров из сушняка и соломы. В степи зажигались огни и столбы дыма или ночью блеск костров говорил о страшной опасности — «Орда идет!».
По глубине следа, по высоте и ширине клубов пыли (в том случае, если татары шли своими обычными сакмами), по ширине проложенной в степи дороги (в том случае, когда татары шли целиной, без дорог) опытные русские сторожа из севруков и городовых казаков узнавали о численности татар, о пути их следования, о быстроте передвижения. Кроме того, сторожа направлялась по степным дорогам далеко
