похищено. Вы понимаете, о чем я говорю?
— Да, понимаю. Несчастный отец, всю жизнь работал, рвался, жилы тянул из себя, и что в итоге?
— Прежде семью содержал отец. Теперь придется искать работу?
— Думаю, найду… Если вы меня не засадите в тюрьму.
— Если ты невиновен — бояться нечего. Скажи Олег, как ты относился к отцу?
— Ему всегда было не до меня. Работа, работа, сложные вопросы, командировки. Вернется, сунет игрушки — и опять нет человека. Что скрывать, я не любил отца. А когда я был уволен с работы по сокращению штатов, потому что наша контора не могла найти заказов, я начал выпивать. Мы открыто начали ссориться. Мне требовались деньги, я просил у отца, а он не терпел пьяниц и попрошаек. — Олег говорил отрешенно, словно и сам себе уже надоел.
— Отец не предлагал тебе пойти лечиться?
— Ну, вот еще! — вспыхнули глаза у парня. — Что он — ненормальный? Отец не мог на это решиться. Терпел мои выходки, мучился и терпел.
— Признайся Олег, ты грозил отцу?
— И не раз. Обещал, как только он умрет, пропить дачу.
— Я не про это спрашиваю, ты грозил ему физической расправой?
— А… Вам, наверное, соседи наговорили… Я после выпивки становлюсь невыдержанным на язык. Чего в сердцах не наговоришь! Грозил, мол, убью, цианистым калием отравлю. Он это всерьез не воспринимал. Хотя теперь мне вся эта болтовня боком выйдет. Каждое слово вспомнят, скажут соседи — допился сынок до ручки.
Мне показалось, что Олег заговорил откровенно, даже самокритично. Нет, я не стал его жалеть, но, кажется, начал понимать. Только, странное дело, лишь речь заходила о вчерашнем вечере, он испуганно замыкался.
— Если уж речь зашла о соседях, — заметил инспектор, — то, наверное, они были готовы к тому, что произошло вчера вечером, и теперь говорят: *Мы так и знали, что это когда-нибудь произойдет».
— Люди всегда больше обращают внимание на дурное: оно заметнее. Отец не боялся меня, я еще в детстве с деревянной сабелькой подскакивал к нему с криком: «Убью!» Эго стало домашней шуткой. Хотя в последнее время мои шутки могли показаться ему мрачными, но, разозлившись, сн давал мне такого жару, что я не знал, куда деваться. Так что скорее я его боялся… Можно еще попить? — и он с жадностью опустошил вторую бутылку.
— Взглянем на событие иначе, — вмешался в разговор Грай, — Если вы отца нс убили…
Олег застонал:
— Побойтесь Бога! Я и на самом деле не убивал!
— Рассмотрим такой вариант, — продолжал Грай упрямо. — Если отца убил и похитил кто-то другой, подумайте, кто мог это сделать?
Олег напрягся, наморщил лоб и минуты две сидел в оцепенении. Потом обмяк.
— Нет, откуда мне знать?
— Постарайтесь, от этого может зависеть ваша судьба, — настаивал Грай.
— Вознести напраслину на кого-то я не могу.
— Ваш отец в садоводстве кого-нибудь остерегался? — подхватил разговор инспектор. — Ведь на него подавали в суд за взятки и воровство. Его хотели сместить и выгнать отсюда.
— Он их не боялся. Говорил, та собака, которая лает, не кусает.
— Но, может быть, кто-то его особо ненавидел и затаился до поры, и отец вам мог сказать об этом.
— Больше всех отца не любил квартальный Рубин Он и в суд подавал, и партию свою организовывал. Они с программой ходили по дачам к агитировали. Рубин ругал отца, мол, дурак, на этом месте можно грести деньги лопатой и других подкармливать.
— Еще раз напрягитесь и попробуйте вспомнить, Олег, — попросил Грай. — Среди почты, которую получал отец, не было ли анонимных писем?
— Анонимки сейчас не в моде, — усмехнулся арестованный. — Не тридцать седьмой год, другое время. Анонимки нынче выбрасывают, не читая.
— А письма co странной подписью из трех букв «НАГ» приходили?
Мы все, и голубоглазый сержант Григорьев, стоявший у двери, впились глазами в лицо Олега. У того даже пот выступил на лбу, так сильно он пытался напрячь память. Но в итоге только развел руками.
— Чего не знаю, того не знаю.
— Ваша мать сейчас в Петербурге? — спросил Грай.
— Да, вот телефон, прошу вас позвонить и сообщить, что я задержан. Извините, но больше мне попросить некого. Там, куда сейчас увезут, полагаю, предоставят помещение без телефона и других удобств.
Инспектор пощупал карман своей куртки.
— Кстати, Олег, что это за огромный гвоздь вбит на вашей даче в дверь? Точнее, в косяк двери?
— Гвоздь в двери? Никакого гвоздя не было.
— Вот он, я его сегодня вытащил при свидетелях.
— Ого, какой огромный! Я таких вообще никогда не видел. Вчера вечером он не мог торчать из двери.
— Постарайтесь вспомнить вчерашний вечер, пожалуйста, подробнее, с мелочами, — попросил Грай.
О своей жизни Олег рассказывал охотно и откровенно, а вопрос о вчерашнем вечере заставил его опустить голову и замкнуться.
— Повторяю вопрос, — настаивал Грай. — Где вы были вчера в восемнадцать часов?
— У квартального Рубина.
— Чем занимались?
— Выпили по стакану.
— А потом что стали делать?
— Он начал дрова пилить, а я завелся, пошел доставать еще.
— В магазин вы не успели.
— Можно достать и без магазина сколько угодно, на выбор — спирт, самогонка или водка. Купил я бутыль спирта, пришел домой, разбодяжил…
— Время не помните?
— Примерно в девять. Принял еще стаканчик.
— В одиночку?
— Вдвоем, конечно, веселее, но если зацепило — можно и самому догоняться. Пришел отец, увидел спирт, начал орать.
— Все шло как обычно?
— Да, он накричал на меня, хотел отнять бутылку. Я разозлился, ушел к себе в комнату, запер дверь и допил остаток. Утром пришел инспектор, разбудил меня и спросил, где отец. Остальное вы знаете.
— Вы куда-нибудь ходили вечером или ночью?
— Нет.
— Вы что-то скрываете.
— Не выходил и не убивал! — закричал Олег. — Зачем вы меня мучаете?
— Вчера ваша ссора зашла дальше, чем обычно, — мрачно замелил Грай. — Вы ударили отца, и довольно сильно. А он этого не ожидал.
— С чего вы взяли?
— У вас ссадина на косточке правого кулака. Вы ее замазали краской, но если присмотреться, можно заметить. Такая ссадина появляется, если голой рукой, без перчатки, сильно ударить справа в челюсть. Отец упал и ударился затылком о дверь, топор или еще что-нибудь.
— О дверь, — шепотом признался Олег. — Но я не убил его. Он заплакал, а я испугался и убежал к себе.
— Ты ударил старого отца, сопляк, и побежал к себе допивать вонючий спирт! — взревел инспектор. — Рассказывай, что было дальше?!
— Дальше ничего, я свалился без памяти и уснул.
— Сержант, — приказал инспектор, — уведите арестованного в машину.
Сержант Григорьев взял парня за руку. Олег поднялся, шагнул к дверям
