Показалось, не отдаст.
Но нет. Изящные пальцы разжались, и флакон упал мне в ладонь. Какой теплый…
– Здесь остальное, – гость опустил на пол коробку и отступил, взмахнул рукой, показывая, что не намерен мешать. – Теперь вы можете провести ритуал.
– А ты…
– Посмотрю.
– А если мы откажемся? – тихо поинтересовался Эль. И голос его звенел от напряжения. Но гость ответил лишь рассеянной улыбкой, будто спросили его о чем-то совершенно неважном.
А ведь он не похож на злодея.
Никак.
Вот отец мой, он отборная сволочь. У него весь сволочизм, можно сказать, наследственный, с кровью предков доставшийся, на породистой роже написан. А этот… дитя света. Кто придумал, что эльфы не способны на дурное? Наверное, тот же человек, который решил, будто темные дела творятся только ночью.
Зря.
Вечер для них тоже подходит.
– Для начала я советовал бы перекусить, – второй пакет лег на пол. – Я взял на себя смелость принести кое-что. Леди Эрраниэль беспокоится, что вы совсем перестали показываться дома. И можете похудеть. Как по мне излишняя худоба вреда не принесет, но… она порой упряма.
– Не смей! – Эль сжал кулаки.
Вот только драки мне здесь не хватает. И я взяла мужа под руку. На всякий случай. Если все-таки полезет, удерживать не стану, но хотелось бы понять, какого гхырла здесь вообще творится.
И почему демон затих.
Затаился будто.
Испугался? Не смешно. Демоны не умеют бояться. Они иные. Могущественные. Агрессивные. Некоторые полагают, что не особо умные, но здесь я готова была спорить. Но страх… перед кем? Перед существом смертным, несмотря ни на что.
– Поговорим? – предложила я.
И гость слегка склонил голову.
Устроились в гостиной. И Эль встал за моей спиной, руки положил на плечи, то ли меня удерживая, то ли себя. А я забралась в кресло с ногами и терла, терла ноющие мышцы. Тело мое никак не желало понимать, что ситуация серьезная и отвлекать от беседы не стоит.
Солнце садилось.
И свет его, проникая сквозь старое стекло, касался гостя. И в этом закатном свете полукровка не выглядел хоть сколько бы зловещим.
– Как тебя зовут? – спросила я.
– Ниар, – он слегка склонил голову. А я попыталась понять, какой крови в нем больше? Обличье явно эльфийское, и рост тоже, вот только при всем том фигура его кажется несколько тяжеловатой. Плечи чересчур широки, шея коротковата. Нос… подбородок. Все то и не то, резче, грубее.
Свет искажает?
– И зачем тебе это?
Он улыбнулся, и камень в зубе сверкнул.
– Может, чтобы, наконец, отплатить за все?
– За что?
Улыбка его стала шире, а клыки больше. У эльфов таких нет. У людей тоже. И… как-то вот не по душе мне воцарившаяся в доме тишина. Не то, чтобы я любила крысиную возню в подполье, но вот привыкла к ней, похоже.
– Полукровок не любят, – тихо сказал Эль.
– Мягко говоря.
– И поэтому ты решил уничтожить мир?
– Миру ничего не сделается. Мир выносил и куда более серьезные потрясения, чем локальный прорыв демона средней руки. К тому же весьма слабого, – Ниар повернулся в сторону кухни, и до меня донеслось эхо… страха?
Все-таки страха?
– Тогда что…
– Моя мать меня ненавидела. Наивная хрупкая девочка, влюбившаяся в неподходящего человека. Ей мнилось, что все будет, как в сказке. Клятвы в вечной любви и верности. Жизнь рука об руку. И Пресветлый лес, что благословит этот брак… только лес промолчал. Лес давно стал равнодушен, как и те, кого он породил. Он не пришел на помощь и тогда, когда дочь его легла на алтарь, и когда кровь ее смешалась с кровью демона, чтобы породить существо, которому не место в этом мире.
– Мой отец…
– Стал и моим тоже, – Ниар слегка склонил голову. – Он держал ее в своем доме. Взаперти. Старый дом. Славный дом. Построенный на костях и обманутых надеждах. Она пыталась сбежать. Звала. Умоляла. Тратила силы, которых было и без того немного, чтобы уговорить дом, только он верно служил хозяину. И я должен был служить.
Брат?
Новость нисколько не взволновала. Сестра у меня есть, а теперь и брат вот объявился. Хотя… совсем мы не похожи.
– А еще дитя тянуло силы. Знаешь, это странно, но я помню все, что происходило. Это тоже проклятье, – он стиснул виски. – Не буду лгать, что с момента зачатия, но… стук ее сердца. И тепло ладоней, которыми она укрывала живот. Ей было холодно. Нет, ее не мучили. В комнате всегда горел огонь, ей приносили меха, самые роскошные, самые теплые, но это не спасало. Холод был внутри. Демоническая кровь плохо сочетается с эльфийской. Я должен был появиться на свет там, в той комнате, в доме, который стал бы и моей тюрьмой, но однажды дверь открылась, а за ней был не тот, кого моя мать все еще любила, не умея избавиться от этой любви, но женщина. И эта женщина протянула ей руку, сказала, что надо уходить, что времени немного…
Я не хочу спрашивать, кем была она.
Я знаю.
– Эта женщина вытащила мою мать из того дома. И помогла добраться до леса. Я помню ее голос, те слова, которые она говорила, порой злые, обидные, но не потому, что сама она была зла. Она пыталась разжечь хоть какое-то пламя в той, которая сдалась.
– Не вышло? – тихо спросила я.
– Нет, – также тихо ответил Ниар. – Она умерла, так и не переступив границы леса. Роды начались… до срока, как я понимаю. И тогда она желала лишь одного, чтобы я умер вместе с ней. Проклятое дитя, так она меня назвала.
Демоны не плачут.
Демоны не крадут чужие тела.
Демоны, они иные, совершенно иные, чужеродные, противные самой сути мира. И все-таки…
– Та женщина была рядом. Она держала мою мать за руку, уговаривала потерпеть, обещала, что помощь придет, что все образуется, что его накажут… непременно накажут…
– Не вышло?
– Нет, – Ниар покачал головой. – Она показалась мне огромной. Тогда я, как ни странно, осознавал, насколько слаб и зависим. Ей бы убить меня. Это ведь просто. Стоило бы зажать рот и нос. Или утопить. Или… способов множество.
Но она не смогла, ведь дитя, верно, вовсе не выглядело отродьем тьмы. Младенцы, конечно, пугают, но не настолько, чтобы от них избавляться.
– Моя мать, единственная, кто мог бы свидетельствовать против этого ублюдка, умерла. Я… кто бы принял свидетельство младенца. А он заявил, будто не было насилия, будто была любовь. И потребовал вернуть сына. Память о возлюбленной… и тогда та женщина солгала, что ребенок тоже умер.
– А ты…
