– Вот как?
– Трикси Паркер!
– Ты это серьезно? Трикси Паркер? Звучит как псевдоним какой-нибудь артистки варьете.
– Между прочим, для варьете ноги у тебя, Мардж, очень даже годятся! Это я тебе со знанием дела говорю. Ты вообще можешь кем угодно быть, стоит только самой этого захотеть. Ты удивительная женщина! Я, например, никогда не думала, что ты сумеешь со всем этим справиться. И потом, ты очень смешная. У меня никогда не было такого замечательного друга, как ты.
– И у меня тоже никогда не было такого друга, как ты, Инид.
– Мне только очень жаль, что мы так и не нашли здесь твоего золотого жука. Но, может быть, на Борнео он отыщется.
– С чего бы это ему вдруг отыскаться на Борнео?
– Не знаю. Просто мне так кажется.
И обе притихли, следя за плывущей в небе луной. На мгновение ее закрыло какое-то рваное облачко, которое и само сразу засветилось серебристо-белым светом.
– Мы ни за что не сдадимся, Мардж! И будем продолжать искать разных жуков. Там, на Борнео, есть прямо-таки настоящие сокровища!
И Марджери вдруг рассмеялась. Но вовсе не потому, что Инид сказала какую-то глупость. Наоборот, от ее слов у Марджери вдруг стало удивительно легко на душе.
– А знаешь, Инид, – сказала она, – до меня только сейчас дошло, какой сегодня день. Сегодня день моего рождения. Мне сегодня сорок семь исполнилось.
Инид стиснула ее руку. На удивление сильно для женщины, недавно пережившей тяжелые роды.
– В общем, следующая остановка – Борнео. За мной коктейли.
51. Лондон, февраль 1951
В газетах больше не появлялось броских заголовков, связанных с Нэнси Коллетт или Женщиной без Головы. Истории о них вряд ли можно было найти даже на последних полосах. А ведь начало было таким ярким, все в нем обещало поистине великий судебный процесс, который, возможно, завершился бы двойной казнью через повешение. Но затем – ничего! Пустота! Обе эти женщины не только сами ухитрились исчезнуть, но и расследование их преступления зашло в тупик и с места не двигалось, если не считать появления нескольких маловажных свидетельств, которые лишь еще больше все запутали.
А именно: брат покойного Персиваля Коллетта предъявил некое письмо, в котором Персиваль подтверждал намерение покончить с собой любым доступным способом. Это письмо, разумеется, не снимало вины с жены мистера Коллетта, однако ее больше не следовало воспринимать только как исключительно холодную и расчетливую особу. Зато ее покойного мужа все более компрометировали появившиеся слухи о том, что он был гомосексуалистом. К тому же со времен столь неудачно прошедшей казни Нормана Скиннера в обществе все чаще стал подниматься вопрос о том, необходима ли вообще смертная казнь. Под стенами тюрем неоднократно вспыхивали акции протеста. Сторонники отмены смертной казни подавали бесчисленные петиции. Что же касается второй преступницы, то есть Женщины без Головы, также известной как Марджери Бенсон, то оказалось, что она попросту пребывает в длительном отпуске.
К счастью, в это время в стране полным ходом шла подготовка к Фестивалю Британии – этому «верстовому столбу между прошлым и будущим», которому «долженствовало обогатить настоящее», – и читателей газет интересовала прежде всего именно эта тема. Всевозможные выставки, достижения архитектуры и технологии, все самое лучшее в области британской науки, промышленности и искусства – вот о чем хотели читать люди, достаточно настрадавшиеся за годы войны, утратившие многое из того, что когда-то любили, да к тому же измотанные карточной системой. Людям хотелось думать о будущем, хотелось обрести надежду. В Лондоне было построено самое высокое и величественное здание в мире высотой девяносто три фута, в котором собирались проводить самые различные выставки, посвященные великим открытиям, совершенным не только в Новом Мире, но и в глубинах морей, и даже в космосе. Башня в форме сигары, Скайлон, казалось, плыла над землей. Роскошный новый концертный зал, Ройял-Фестивал-холл, уже высился на южном берегу Темзы. Компания «Телекинема» обещала стереофильмы и широкоформатное телевидение. И в кои-то веки фестиваль должен был проходить не только в Лондоне, но по всей Британии и стать общенациональным.
Страна, которая провела несколько лет в режиме строгого нормирования продуктов и преобладания в одежде серого и коричневого цветов, оживала от одного лишь обещания многоцветья и новых возможностей. И почти никому больше не было дела до какой-то Нэнси Коллетт и ее сообщницы, лишенной головы.
Так что, если в «Таймс» все же появилось вновь упоминание о них, то лишь потому, что в редакцию позвонила некая нервная особа с далекого островка, о котором большинство британцев никогда даже не слышали, не говоря уж о том, чтобы там побывать, и что-то долго кричала в телефонную трубку. В итоге главный редактор решил спустить все на тормозах. Какой смысл, спросил он у своего заместителя, предлагать читателям всякие замшелые истории, которые никого больше не интересуют?
И Британия двинулась вперед.
52. Живые драгоценности
В небе разливалась заря. Она была поистине прекрасна. Лесенка, веранда, заросший сорными травами сад – все было залито золотом. А на опушке леса какое-то громадное старое дерево, на которое Марджери и внимания-то никогда не обращала, вдруг решило расцвести, и цветы его были похожи на вспышки света. А все же хорошо, что они приехали сюда в последний раз, чтобы собраться и навсегда покинуть это место, на какое-то время ставшее им родным домом. Похоже на ритуальное прощание, вдруг подумала Марджери, хотя сама, пожалуй, никогда в жизни склонности к соблюдению ритуалов не питала.
Вскоре они погрузят свои пожитки в рыбацкую лодку, и она увезет их с этого острова. А потом они переберутся в Австралию. Сменят имена. И еще какое-то время будут перемещаться с места на место. Она продаст свою квартиру в Лондоне. Станет работать там, где это будет возможно. Думая о будущем, Марджери видела там только их троих – Инид, Глорию и себя – и никого больше.
По западному шоссе никто сейчас не смог бы до них добраться. Да и по восточному шоссе тоже: как Марджери поняла из объяснений тех мальчишек, погонщиков мулов, теперь по крайней мере дня два будет невозможно перебраться через ту реку, что пересекает это шоссе. Короче, им нужно было лишь дождаться полуночи, когда к берегу причалит заказанная лодка. Марджери вынесла из дома и закопала в саду самые истрепанные из половиков; затем снова перенесла в сад старые кресла. А немногочисленные кастрюли, сковородки и последние банки «Спама» она решила оставить на кухне – вдруг все это пригодится мальчишкам из шанти-тауна. В кабинете она первым делом тщательно упаковала свои записи и дневники, а витрины с образцами завернула в одеяла. Старый коврик, некогда привезенный Инид из Пума, Марджери так и оставила лежать на полу, где он по-прежнему закрывал плохо заделанную дыру. Затем она перестирала все пеленки и приготовила в дорогу бутылочки с молочной смесью, подаренной Долли, на тот случай, если Инид, которая была еще слаба, необходимо будет немного поспать.
