Я смутилась. Действительно, что-то я в последнее время стала совсем невнимательной и рассеянной.
- До он, кажется, влюбился. – Практически пропевая последнюю букву, хитро улыбнулся Рыжий. – Скажи хоть в кого? А? – Глаза этого смутьяна блеснули ярко-зеленым.
Зато Зарух явственно напрягся и вперил в меня напряженный злой взгляд. Маугли приоткрыл рот в ожидании сенсации, а Нарим скептически изогнул бровь.
Я закатила глаза.
- Нет, ну что вы, как дети! Ну, в кого я сидя в школе мог влюбиться, а? – Воззвала я к их здравомыслию, однако, тщетно, так как выражение лица ни одного из парней не изменилось. Поэтому пришлось заходить с другой стороны. – Я просто песню придумывал! Вот!
- И как? Придумал? – Вкрадчиво спросил Зарух.
- Д-да. – Неуверенно ответила я, понимая, что данный вопрос прозвучал не зря.
Зарух же тут же метнулся к углу, где была пристроена моя лютерна, на которой, кстати, он неплохо научил меня играть, и вручил прямо в руки.
- Давай! Мы будем рады это услышать! – Выжидательно улыбаясь и пряча глубоко в глазах дикую ревность, проговорил принц.
- Но… - Замялась я. – Я еще не все придумал и…
- Ничего страшного! – Тут же ответил Зарух. – Мы послушаем и часть. Правда, ребята?
Те нестройно согласились, кроме Нарима, с лица которого не сходило скептическое выражение.
- Ну, что ж. – И я почти зло ударила по струнам. А потом вдруг вспомнился Сольгер, а вернее просто снова вернулся в мысли, Саргайл, которого покалечила война, все те ребята, что когда-то улыбаясь и хохмя приходили ко мне в кофейню и которых уже давно нет в живых. Подумалось, сколько же и скольких потерял в этой войне Сольгер, чей молодой лоб перечертила глубокая вертикальная морщина, и откуда-то из глубины души сами собой вспыли слова и музыка великого человека, что уже давно нет в моем прежнем мире: Владимира Высоцкого. Музыка сама легла на струны. И я, почти не думая о переводе, запела. Запела Балладу о борьбе, что сейчас сама слетала с моих губ.
Средь оплывших свечей и вечерних молитв, Средь военных трофеев и мирных костров, Жили книжные дети, не знавшие битв, Изнывая от мелких своих катастроф. Детям вечно досаден их возраст и быт И дрались мы до ссадин, до смертных обид Но одежды латали нам матери в срок, Мы же книги глотали, пьянея от строк. Липли волосы нам на вспотевшие лбы, И сосало под ложечкой сладко от фpаз. И кpужил наши головы запах боpьбы, Со стpаниц пожелтевших слетая на нас. И пытались постичь мы, не знавшие войн, За воинственный клич пpинимавшие вой, Тайну слова "пpиказ", назначенье гpаниц, Смысл атаки и лязг боевых колесниц. А в кипящих котлах пpежних войн и смут Столько пищи для маленьких наших мозгов, Мы на pоли пpедателей, тpусов, иуд В детских игpах своих назначали вpагов. И злодея следам не давали остыть, И пpекpаснейших дам обещали любить. И дpузей успокоив и ближних любя, Мы на pоли геpоев вводили себя. Только в гpезы нельзя насовсем убежать, Кpаткий век у забав, столько боли вокpуг. Попытаясь ладони у меpтвых pазжать И оpужье пpинять из натpуженных pук. Испытай, завладев еще теплым мечом, И доспехи надев, что почем, что почем. Разберись, кто ты - тpус иль избpанник судьбы, И попpобуй на вкус настоящей боpьбы. И когда pядом pухнет изpаненный дpуг И над пеpвой потеpей ты взвоешь, скоpбя, И когда ты без кожи останешься вдpуг, Оттого, что убили его, не тебя. Ты поймешь, что узнал, отличил, отыскал, По оскалу забpал - это смеpти оскал, Ложь и зло, погляди, как их лица гpубы, И всегда позади воpонье и гpобы. Если мяса с ножа ты не ел ни куска, Если руки сложа, наблюдал свысока, А в борьбу не вступил с подлецом, с палачом, Значит, в жизни ты был ни пpи чем, ни пpи чем. Если путь пpоpубая отцовским мечом, Ты соленые слезы на ус намотал, Если в жаpком бою испытал, что почем, Значит, нужные книги ты в детстве читал.
Когда я окончила песню, то почувствовала дикую опустошённость. Как будто не просто спела песню, а достала из души и озвучила нечто очень важное, нечто, что сжигало меня изнутри при мысли о войне и всех тех ребятах, что сражались и погибали или остались в живых, но навсегда изменились, имея на душе рубцы и незаживающие раны . И не важно с какой стороны баррикад они выступали. У всех у них был свой долг и своя трагедия…
Не важно с какой стороны баррикад… Так могут говорить лишь люди, которые смогли наблюдать за войной со стороны. Те же, кого она затронула и лишила близких, никогда не смогут сказать «не важно с какой стороны баррикад». Я это точно знаю, но не могу ненавидеть Сольгера или, к примеру, тех солдат, что до последнего пытались меня прикрывать от обезумевшей толпы, что хотела растерзать меня на месте. И ведь солдаты воевали не потому, что им этого хотелось, а потому, что получили приказ и это был их священный долг перед своей страной. Как же все в жизни непросто…
Отдышавшись, я подняла голову и увидела, что парни задумчиво смотрят кто куда, а у двери стоит Сольгер и смотрит на меня. В его глазах стояли слезы и было перемешано столько, что я с трудом протолкнула в легкие воздух.
«Это ты?» - Спрашивали его глаза.
«Я» - Отвечали мои.
«Как?» - Снова вопрос от него, который включал в себя столько самых разных «как», что ответить вот так сразу было просто невозможно.
«Все сложно» - Только и могли ответить мои. А еще я зачем-то подняла руку и, показав ему завязанный на ней браслет, пожала плечами.
«Не верю… Просто не могу поверить, что ты жива…» - И он сделал шаг от открытой двери ко мне.
- Оу! – Наконец, заметил его Рыжий. – А вы, собственно, кто такой?
- Я его новый наставник. – Не отводя от меня взгляда, будто я в любой момент могу исчезнуть, хрипло проговорил Саргайл. – К которому он совершенно не хочет ходить на занятия. – И, подойдя вплотную, внезапно встал на колени и, обхватив мою талию, положил свою голову мне на колени и прикрыл глаза.
Все на столько были потрясены, что никто не проронил даже слова. У меня же стоял ком в горле, от чего я совершенно ничего не могла произнести в ответ. В руках, которые я отвела в стороны, после того, как он обхватил мою талию, все еще была зажата лютерна, которую я, наконец, додумалась положить рядом на кровать. А вторая рука сама собой уже гладила его по плечам, а потом и по голове, и только после этого я заметила, как мои слезы капают на его светлую макушку.
- Что здесь вообще происходит! – Вскочил со своего стула Зарух, от чего тот зашатался и все же грохнулся на пол. – Я спрашиваю, ЧТО ЗДЕСЬ ПРОИСХОДИТ! – Не услышав ответа почти прокричал он, дико глядя то на меня, то на Сольгера.
- Пойдем. – Спокойно проговорил Сольгер, подняв голову и заглянув мне в глаза. – Нам нужно поговорить.
Я оглядела своих друзей и кивнула, показывая и Сольгеру и парням, что действительно хочу с ним поговорить. А он, вместо того, чтобы встать и выйти из комнаты, поманив меня следом, встал и, сграбастав в охапку, как плюшевого мишку, пошел на выход! Глаза у меня стали большие пребольшие, а еще, не смотря на всю кажущуюся нелепость позы, я поняла, что совершенно не в состоянии вырваться!
