Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 86
В 1990-е все было иначе: конспирологические нарративы служили важным фактором идентификации оппозиции Кремлю. Именно Кремль воспринимался средоточием всего антироссийского, что стало наиболее очевидно во время импичмента 1998–1999 гг. Впервые в истории демократической России теории заговора о роли Бориса Ельцина в развале СССР и уничтожении «истинных патриотов Отечества» превратились в легитимный инструмент политической борьбы. В зале заседаний Госдумы депутаты-коммунисты кляли Ельцина за уничтожение собственного народа и сумели объединить на этой почве различные фракции. Как известно, ни один из пунктов обвинения не собрал достаточно голосов, чтобы Ельцину был объявлен импичмент. Тем не менее антизападные теории заговора впервые продемонстрировали свой потенциал как политическое оружие, способное собирать вместе разные политические движения. Именно в 1999 г., по моему мнению, и начался постепенный процесс перемещения теорий заговора с окраин политического дискурса в его центр.
В этом процессе немалую роль сыграла идеологическая парадигма суверенной демократии, придуманная командами Владислава Суркова и Глеба Павловского. В этом смысле вклад Суркова и Павловского в российскую конспирологическую культуру сложно переоценить: именно их стараниями теории заговора превратились в легитимный политический язык, переводящий маргинальные страхи в плоскость бизнес-конкуренции с другими странами, прежде всего с США. Ничего личного, только бизнес. Заговоры существуют, а значит, нам нужно держать ухо востро – вот основные положения, согласно которым Россия должна защищать свои природные богатства и политические интересы от американцев. Именно благодаря демаргинализации конспирологии русская культура заговора пополнилась теорией о том, что американцы собираются разделить Россию на мелкие государства и взять под свой контроль ресурсы: нефть, газ, лес и воду. Те доходы, что регулярно пополняют бюджет страны и позволяют российской демократии оставаться «суверенной», стали важным объектом конспирологической мифологизации. Кто определяет и контролирует цену на нефть? Почему российское правительство держит деньги, полученные от нефти, в американских долларах? Эти и многие другие похожие вопросы стали актуальными политическими темами после 2008 г., когда до российской экономики докатилось эхо американского кризиса на рынке недвижимости, а цена на нефть глубоко просела. В то время как американцы и европейцы критиковали свои политические финансовые элиты, часть россиян видела за происходящим руку «вашингтонского обкома», Ротшильдов и Рокфеллеров, специально обваливших финансовые рынки, чтобы воплотить в жизнь идею нового мирового порядка. К концу нулевых главные герои западной конспирологии уже стали частью русской культуры заговора, а их коварные планы были нацелены в первую очередь на подрыв благосостояния российского государства.
Этот трансфер теорий заговора шел постепенно, начиная с 1990-х, усилиями публичных интеллектуалов, которые в то время находились в оппозиции правящему режиму. Их карьеры пошли вверх, когда Кремль осознал, как теории заговора могут влиять на политическую мобилизацию электората. Во время непростых для Путина выборов 2007 г. и перевыборов 2012 г. многие из таких публичных интеллектуалов – Дугин, Проханов, Кургинян – оказались среди ярых защитников Кремля. К ним добавилось и молодое поколение «патриотических блогеров», превративших антизападные теории заговора не только в способ достичь популярности, но и в политическую платформу. Начиная с 2003 г. вслед за партией «Родина» многие публичные интеллектуалы пытались выстроить свою повестку вокруг антизападных теорий заговора, благо идеология суверенной демократии этому способствовала. Однако успеха достигли очень немногие: пожалуй, разве что Евгений Федоров, чье «Национально-освободительное движение» (НОД) как мантру твердит, что Россия оккупирована Западом, а Путин – заложник Конституции, написанной американцами[871]. Тем не менее Федоров избирался депутатом по партийным спискам «Единой России», не создавая собственную партию, потому что понимал, что электоральная поддержка такой партии будет весьма ограничена и уж точно не приведет его на Охотный Ряд. А что приведет, так это безоговорочная лояльность лидеру государства Владимиру Путину, который с годами превратился в политическую икону и главную силу, спасшую Россию от развала и постоянно противостоящую заговору Запада. Пул приверженных ему публичных интеллектуалов и политиков разного калибра постоянно генерировал идеи о заговоре, которые легитимировали многие действия Кремля, зачастую помогая ему оставаться вне прямого участия в инициированных кампаниях.
Кризис в Украине стал не только серьезным испытанием для политического режима, но и еще одним важным водоразделом для понимания отечественной конспирологической культуры: впервые за годы, проведенные в Кремле, Владимир Путин стал регулярно публично ссылаться на теории заговора. То пояснит, что такое «пятая колонна» и чем она опасна для России[872], то расскажет о сговоре между США и Саудовской Аравией[873], то намекнет, что кто-то собирает биологическую информацию, чтобы уничтожить русских[874]. Удивительно не то, что политический лидер начал высказывать такие мысли – странно было бы ожидать иного от главы авторитарного государства после стольких лет у власти. Но традиционно горячей порой для конспирологии прежде становились электоральные периоды: с помощью обвинений в заговоре были подорваны позиции не одной партии и кандидата. И только после 2014 г., с началом украинской кампании, теории заговора стали активным и часто применяемым инструментом публичной политики. Вероятно, именно путинская конспирологическая интерпретация всего происходящего в мире заставила Ангелу Меркель в марте 2014 г. описать российского лидера как человека, потерявшего связь с реальностью[875]. Однако немецкий канцлер, по всей видимости, не совсем верно представляет, каким видится мир из окон президентского кабинета в Кремле.
Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 86
