Единственной«новацией», которую внесла «О'Доннелл», была фальшивая емкость с двадцатьюпятью литрами воды, установленная для достижения нормативного веса и выдаваемаяза дополнительную систему охлаждения. После проверки воду сливали, и вес машинысоответственно уменьшался.
— Раз уж мыдошли до дружеских признаний, скажи мне, Джон, что, по-твоему, произойдет, еслия вообще откажусь от работы с вами прямо сейчас?
— Тебепридется заплатить неустойку.
Мистраль выдержалудар, не моргнув глазом.
— Другимисловами, вы сдерете с меня три шкуры, — сухо констатировал он.
— Что-то вэтом роде, — подтвердил англичанин.
— Раз уж тымой друг, мог бы предупредить меня о положении дел еще осенью. Тогда я не сталбы возобновлять контракт.
— Тогда я ещене знал, что ситуация настолько серьезна.
— Понятно. Нучто ж, в конце концов, деньги — это всего лишь деньги, а всех денег, какизвестно, не заработаешь. По крайней мере, я к этому никогда не стремился. Язаплачу неустойку, даже если придется остаться без гроша. Но я должен победить,остальное меня не волнует.
* * *
В тот же деньМистраль позвонил в Париж Флоретте Руссель:
— Нам надоувидеться. В этом сезоне я не буду участвовать в гонках, но мне необходимоиметь товарный вид, потому что я решил выставить себя на продажу.
Для Флоретты этислова прозвучали свадебным гимном.
— Считай, чтоя над этим уже работаю. Но ты должен мне все рассказать. Где встретимся? —деловито, как всегда, спросила она.
— В моем домев Париже. Я приеду через два дня, — объявил он.
Год началсяскверно, а дальше дела пошли еще хуже. В его парижской квартире на авенюМаршала Нея остались одни только голые стены: Шанталь вывезла всю дорогуюобстановку, за которую Мистраль заплатил миллионы франков, милостиво оставивему лишь матрац на полу в спальне да его спортивные трофеи.
Он продалпарижскую квартиру, дом с конюшней на баскском побережье и яхту,пришвартованную в Каннах. Флоретта помогла ему реализовать все его имущество помаксимально высокой цене, ни на минуту не прекращая создавать ему рекламу.Через несколько месяцев Мистраль стал самым вожделенным безработным пилотом набирже труда. Он заручился поддержкой нескольких солидных спонсоров, готовыхвкладывать миллиарды. Директора самых прославленных «конюшен», таких, как«Брэбэм», «Уильямс», «МакЛарен», «Эрроуз», бомбардировали его телефоннымизвонками, приглашениями на интервью, заманчивыми обещаниями, но Мистраль все нерешался подписать контракт.
— Чего ты,собственно говоря, ждешь? — однажды спросила Флоретта.
— ЭнцоФеррари так и не дал о себе знать, — вздохнул он.
— Ах, вотчего ты хочешь! Ну, если тебя так привлекает Маранелло, я организую для тебявстречу, — заверила его Флоретта.
— Не надо.Пусть он сам меня пригласит, — заупрямился Мистраль.
— Как-то разон уже тебя приглашал, и ты ответил отказом.
— Я тогда былсвязан моральным обязательством и объяснил ему все как есть. Сейчас я свободен.И ему это известно.
— Хочешьзнать мое мнение? — спросила Флоретта. — Ты в Маранелло непродержался бы и месяца. Ты с норовом, и он тоже, а два петуха в одномкурятнике не уживаются.
— Тысчитаешь, что я должен вообще выбросить Феррари из головы?
— Ты жепилот, а не я, — ответила она уклончиво.
Мистраль понимал,что Флоретта права, и все же никак не мог решиться.
В один прекрасныйдень она сказала ему:
— Тутобъявился один итальянец, специалист по рекламе, он хочет встретиться с тобой.
— Ктотакой? — спросил он.
— Я мало онем знаю. Его зовут Джордано Сачердоте. Он занимается рекламой «Блю скай».По-моему, неплохо соображает. Я заказала ужин в «Серебряной башне» насегодняшний вечер. Он придет со своей женой Сарой, — объяснила она.
— И все этиторжественные приготовления ради какого-то типа, о котором ты почти ничего незнаешь? — удивился Мистраль.
— Я знаю онем достаточно, чтобы тебе сообщить, что у него есть план купить «О'Доннелл» ичто за ним стоит человек, который может дать любые гарантии: ПетерШтраус, — выложила свои тузы Флоретта.
Петер Штраус. Этоимя Мистраль однажды уже слышал. Он тут же вспомнил где и когда: в Маранелло,летним утром, когда Энцо Феррари пригласил его к себе. Ему припомнился человекогромного роста в обществе молодой и необыкновенно красивой женщины. Такая парапросто не могла остаться незамеченной.
— А этотШтраус и вправду так богат? — спросил он.
— У негостолько денег, что он может купить себе все, что пожелает, — решительнозаявила Флоретта.
— Ладно,пойдем познакомимся с его приспешником, — согласился Мистраль.
Когда онивстретились в «Серебряной башне», гонщик сразу же понял, что Джордано Сачердотене является ничьим приспешником. Он держался вполне самостоятельно инезависимо, по всему было видно, что он знает, чего хочет. Кроме того, Мистральвспомнил, что уже видел его однажды, когда работал механиком и отправился вМилан, в рекламное агентство, чтобы получить сведения о Марии.
Год началсяскверно, но обещал завершиться наилучшим образом.
17
Все надежды имечты рухнули разом: Мария поняла, что надо начинать с нуля. Ее воздушный шарикулетел. Одно дуновение ветра — и она опять оказалась в состоянии полнойнеопределенности. Сидя за рулем, она механически фиксировала километры, которыепожирала ее «Феррари», понимая, что перед ней стоит всего лишь однадействительно важная задача: как можно больше увеличить расстояние между собойи Петером, не пожелавшим пошевелить и пальцем, чтобы защитить ее от нападоксвоего дерзкого сына. Она не держала зла на этого испорченного, вздорного и,похоже, глубоко несчастного юнца. Она злилась только на великого ПетераШтрауса, позволившего Джанни издеваться над ней.
Прошло столько летс тех пор, как она оставила родные места, но ей так и не удалось где-тообосноваться, пустить корни, обрести надежную почву под ногами. Грубоговторжения Джанни хватило, чтобы открыть ей глаза на то, как она отчаянноодинока.
Заметив дорожныйуказатель, она поняла, что едет по направлению к Римини. Инстинкт направил еепо дороге к дому. Поворот на Чезенатико был недалеко. Она затормозила иостановилась на разъездной площадке. Заглушив мотор, Мария опустила голову наруль и разрыдалась. Плач на мгновение прервался, только когда дверцараспахнулась, и она увидела огромную тень, склонившуюся над ней.
— Пойдем. Яотвезу тебя домой, — произнес знакомый голос.
