ПРОЛОГНА БОРТУ «ТРИЛИСТНИКА»
В эту жаркую августовскую пятницу Карин Веньер беспокоили три проблемы: сильная простуда, перспектива провести выходные за работой и назойливое, ни на минуту не умолкающее воркование голубей, буквально заполонивших Милан и ставших таким же бедствием, как комары, мотороллеры и радиоприемники в машинах. Тяжеловесная обстановка адвокатской конторы на проспекте Венеции усугубляла растущее в ней беспокойство. Она еще раз внимательно проверила бумаги, которые ей предстояло взять с собой, энергично высморкавшись, покончила с последней салфеткой, метко швырнула ее в корзинку, уже наполовину заполненную бумажными носовыми платками, и вызвала такси.
– Машина будет через три минуты, – предупредила девушка-оператор из центра управления. Благодаря сезону отпусков хотя бы с такси не было проблем.
Голуби безумолчно повторяли свои однообразные призывы, проникавшие в кабинет, несмотря на звуконепроницаемую защиту двойных стекол. Карин вышла из подъезда здания в ту минуту, когда желтое такси подрулило к тротуару.
– Наконец-то вы отдохнете, – неловко кланяясь, приветствовал ее швейцар. Он был высок и худ, с большим крючковатым носом и лукавыми, елейно улыбающимися глазками.
– Вот именно, – ответила Карин, пока он торопливо распахивал перед нею двери парадного, – наконец-то я отдохну. – Было очень жарко, удушливая шапка смога, накрывшая город, не пропускала солнечных лучей. – Улица Пасколи, два, – сказала она шоферу, откинувшись на спинку сиденья, неприятно разогретую и насквозь пропахшую потом многочисленных пассажиров. Попытка задержать дыхание не принесла успеха, и она громко чихнула.
– Простудились? – сочувственно поинтересовался таксист.
– Верный диагноз, – мрачно ответила Карин, распечатывая новую пачку бумажных платков.
На проспекте Буэнос-Айрес таксист успел поведать ей о первой операции на брюшной полости, которую ему пришлось перенести в больнице Пьетра-Лигуре, чтобы остановить внутреннее кровотечение. Выздоровление завершилось на улице Плиния, а новое обострение наступило на бульваре Абруцци. Оглашение истории болезни пришлось прервать по прибытии на место.
– Да, мне есть что рассказать, – вздохнул бедняга, засовывая в карман три тысячи лир, указанные на счетчике.
– Желаю вам всего наилучшего, – прервала его излияния Карин, направляясь к дверям современного многоквартирного дома, выстроенного с претензией на элегантность.
Она пересекла пустынный вестибюль и торопливо свернула налево в покрытый ковровой дорожкой коридор, ведущий к лифту. Стена напротив лифта была сплошь зеркальной. Мелькнувший в зеркалах образ потрясающе красивой рыжеволосой девушки придал ей уверенности: глубокая тревога, терзавшая душу Карин, к счастью, еще не проявилась внешне. Это был добрый знак. Первый за весь этот злосчастный день.
Сейчас она примет теплую ванну, потом возьмет вещи и отправится в аэропорт Линате, сядет на самолет и полетит в Ниццу, где ее ждет машина. Оттуда в Сен-Тропез. Предвкушая путешествие в самолете, Карин почувствовала облегчение, но мысль о встрече с Бруно Брайаном погасила слабый лучик оптимизма, усиливая мучившее ее беспокойство.
* * *
Карин вдохнула голубой воздух, напоенный ароматами солнца, моря, сосен и лесных цветов. Она вдруг успокоилась, избавившись наконец от надоевшего насморка и городской духоты, на мгновение позабыв о предстоящем свидании.
Белый «Мерседес» остановился на молу Сен-Тропеза, поравнявшись с «Трилистником», тридцатиметровой моторной яхтой, которая казалась Карин белой чайкой, изящной, но излучающей мощь. Она господствовала над остальными судами, пришвартованными у мола, вызывая восхищение у прохожих и зависть у владельцев соседних яхт.
Чистое голубое небо, на фоне которого по глади моря скользили легкие паруса, на горизонте начинало темнеть в преддверии вечера. Фоторепортер, прятавшийся среди прохожих, как охотник в засаде, кинулся было к подъехавшему автомобилю, но два матроса с «Трилистника», выросшие как из-под земли, преградили ему дорогу. До драки не дошло: один из моряков, тот, что был повыше и покрепче, пригвоздил репортера к месту своей ослепительной улыбкой.
– Не советую, – пробормотал он с заметным сицилийским акцентом. – Ничего интересного здесь нет, нечего снимать.
– Считайте, что меня здесь не было, – согласился репортер, смуглый и тощий юнец с печальным взглядом, нагруженный множеством фотокамер с телеобъективами. Он с достоинством ретировался, улыбаясь на ходу и помахивая рукой на прощание. Лучше уж честное отступление, чем потасовка, в которой ему, несомненно, намяли бы бока и попортили аппаратуру. Устроившись в ближайшем магазинчике, молодой человек попытался разглядеть женщину, сидевшую в белом «Мерседесе». Не составляло труда связать прибытие этой особы с появлением «Трилистника», который совсем недавно, в начале августа, уже швартовался в известном порту Лазурного берега. Но кто же эта женщина?
Незадачливый репортер в отчаянии грыз ногти. Тут он увидел, как шофер распахнул дверцу. Из машины вышла девушка с длинными огненными волосами.
Легким кивком головы она отпустила шофера.
Репортер понял, что упустил сенсационный кадр. Он готов был заложить душу дьяволу за возможность сфотографировать прекрасную незнакомку, готовую вот-вот скрыться в недрах «Трилистника», адмиральской яхты Барона. Барон, чье имя стало легендой, чья деятельность была связана с транснациональными корпорациями, был лакомой поживой для скандальной хроники. Человек-загадка, о котором было известно лишь то, что он сам считал нужным придать огласке, Бруно Брайан Сайева ди Монреале, тридцати семи лет, американец итальянского происхождения, с материнской стороны потомок аристократического рода, часто фигурировавший на журнальных обложках в обществе красивых и знаменитых женщин, возбуждал прямо-таки болезненное любопытство у публики, привыкшей вникать в самые интимные подробности жизни представителей высшего общества. Все знали, что он является обладателем несметного состояния, поговаривали, что на борту «Трилистника» собрана бесценная коллекция картин. «Его «Боинг-747» – это настоящий крылатый дворец», – говорили женщины, удостоенные чести (или только хваставшие) совершить перелет на его воздушном лайнере. Бруно Брайан Сайева, барон Монреале, никогда не опровергал слухов, приписывавших ему владения на всех континентах.
На фоне удивительно красивого заката прелестная девушка с васильково-синими глазами прошла по сходням «Трилистника» легким и уверенным шагом. Простое белое льняное платье, отделанное золотистой каймой, облегало современную стройную фигурку девочки-подростка, а золотистые сандалии из тонких ремешков выгодно подчеркивали красоту длинных ног с изящными маленькими ступнями. Девушка несла переброшенную через плечо сумку, сплетенную из необработанной пеньки.
Репортер проводил глазами волшебное видение и попытался представить себе ее встречу с Бароном, великолепным представителем сильного пола, неотразимым для женщин и мужчин, которым он умел внушить глубокое уважение. Множество любопытных глаз на молу и на соседних яхтах хотели бы не пропустить момент его встречи с таинственной незнакомкой. Присутствие Барона в загадочном плавучем замке вносило волнующую ноту в жизнь Сен-Тропеза.
