Глаза Норта сузились.
– Моя мать что-нибудь говорила тебе? Я предупреждал ее, что не потерплю вмешательства.
– Ты не поверишь, но твоя мать и словом не обмолвилась на эту тему! Но ты забыл предупредить на этот счет своего деда. – Элизабет провела пальчиком по его губе. – Он хотел как лучше, – пояснила она. – Я не возражала. Вполне естественно, что он заинтересован в наследнике.
Элизабет улыбнулась и прижалась к его губам. Наконец отстранившись, она посмотрела на него, и ее глаза потемнели, встретившись с его взглядом.
– Ода. Это одна из многих вещей, которые я начала понимать во время общения с твоим дедом. Я боялась рожать еще одного ребенка, боялась, что не смогу быть хорошей матерью, боялась, что его у меня тоже заберут. Но оказалось, что дело не в страхе, Норт, точнее, не только в страхе. В Стоунвикеме я поняла, что наказывала себя и делала это очень долго.
Нежно улыбнувшись, Норт взял ее руку, поднес к губам и поцеловал в ладонь.
– Ладно, посмотрим, что можно сделать в этом направлении, – ухмыльнулся он. – Могу себе представить, сколько пари будет заключаться по поводу наследника.
Опасения Элизабет, что Блэквуд осудит ее, не оправдались. Полковник взял ее за руку и не отпускал, пока она рассказывала ему свою историю, не пытаясь оправдаться или выгородить себя. Ни упреков, ни обвинений она от него не услышала. Как Норт и предсказывал, полковник заверил Элизабет, что она не совершила ничего такого, что нуждалось бы в прощении. Он лишь выразил сожаление, что ей пришлось нести эту тяжкую ношу в одиночку и что, столкнувшись с предательством, она перестала доверять даже ему. Норт тихо вышел из комнаты, оставив их наедине, чтобы они могли обсудить все обстоятельства и недомолвки, ставшие причиной их отчуждения.
А когда он вернулся, они принялись за составление плана, который должен был положить конец тирании Баттенбернов.
Глава 15
Элизабет была неотразима. Гости посла не преминули отметить этот факт, когда Норт вывел жену на танцевальную площадку. Вдовствующая графиня Нортхэм, услышав пронесшийся над толпой восхищенный ропот, воздержалась от комментариев, подумав про себя, что секрет очарования ее невестки можно очень легко объяснить. Жена ее сына счастлива и не скрывает этого.
Норт кружил Элизабет в вальсе, описывая широкую дугу по залу. Ее поднятое к нему лицо купалось в ярком свете хрустальных канделябров. В янтарных глазах плясали золотистые искорки, придавая ей более игривое выражение, чем можно было ожидать, увидев растянутые в любезной улыбке губы.
– Вам не следует так смотреть на меня, миледи. Иначе этот вечер закончится, не успев начаться. Не забывайте, посол – настоящий француз. Он сразу догадается, почему мы так поспешно сбежали с его бала.
Улыбка Элизабет ничуть не изменилась.
– А тебе не следовало предлагать мне второй бокал вина, когда мы выходили из дома. Я не привыкла к спиртному.
Взгляд Норта посерьезнел, хотя губы по-прежнему улыбались. Для гостей, толпившихся по краям бального зала, перемена в его настроении осталась незамеченной, но Элизабет слишком хорошо его знала.
– Ты уверена, что у тебя достаточно ясная голова?
Она кивнула.
– Я пошутила, Норт. Не беспокойся. Я в состоянии сделать все, что вы с полковником задумали.
– Проклятие, Элизабет!
– Перестань сверкать глазами, если не хочешь привлечь к нам внимание.
Рука Норта напряглась на ее талии, но ему удалось расслабить лицевые мышцы.
– Кому надо было выпить второй бокал, так это мне, – пробормотал он, бросив тоскливый взгляд в сторону публики, теснившейся вокруг огромной чаши с пуншем.
Элизабет беспечно рассмеялась, снова завладев его вниманием. Глаза ее сияли, на щеках цвел румянец, и причина была не только в вине. Она была возбуждена в предвкушении спектакля, который ей предстояло сыграть.
Оттого, как она сыграет свою роль, зависит ее свобода, ее жизнь и даже судьба Норта. Главное, чтобы Норт ей подыграл, а уж она-то со своим делом справится.
– О чем ты думаешь? – с интересом спросил он.
Элизабет ни секунды не колебалась с ответом.
– О том, что я буду свободна, – очень серьезно ответила она. – Что, если все пойдет хорошо, я буду наконец свободна.
Норт кивнул. Видимо, этим в основном и объяснялись ее румянец и сияющий взгляд. Тревога, даже страх, которые он наблюдал, когда они собирались на бал, похоже, больше ее не терзали. Норт по опыту знал, что волнение в умеренных дозах необходимо, ибо не позволяет расслабляться и придает остроту уму.
Элизабет, озадаченная молчанием мужа, заглянула ему в лицо.
– Все будет хорошо, – проговорила она, хотя по ее тону трудно было понять, кого она пытается успокоить – себя или его. – Вы с полковником так тщательно все спланировали, что, думаю, ни одна мелочь не осталась неучтенной.
– Что-то всегда остается неучтенным, – возразил Норт. – Нельзя предусмотреть все. Свои ошибки осознаешь, только когда все закончится. – И тут Элизабет споткнулась – впервые за весь вечер. До сих пор она легко двигалась под музыку, почти не хромая. Склонившись к ее уху, Норт прошептал: – Я сказал это не для того, чтобы поколебать твою решимость, а для того, чтобы ты не теряла чувства опасности.
Элизабет, побледнев, кивнула:
– И тебе это удалось.
– Выше голову! – велел он. – Вот так-то лучше. Улыбнись. Очень мило. Я не говорил тебе, что собираюсь заняться с тобой любовью сегодня вечером? Возможно, в карете по пути домой. На досуге поразмышляй об этом.
Она наступила ему на ногу.
– А ты об этом.
Норт ухмыльнулся.
– Ты думаешь, что, если я тоже захромаю, мы будем лучше смотреться?
Элизабет подавила желание ударить его по обтянутой чулком ноге.
– Тебе повезло, что вальс уже кончается.
Его ухмылка стала еще шире. Под заключительные аккорды он увлек ее к краю танцевальной площадки, и они сразу влились в оживленную толпу. Норт, искусно лавируя среди гостей, вел Элизабет к свободному стулу у стены. Впервые ее притворная хромота сыграла ей на руку.
– Принести тебе что-нибудь выпить? – спросил он.
– Миндальный ликер. – Она рассмеялась, когда Норт поморщился, демонстрируя свое отвращение к сладким напиткам. – Мне он тоже не нравится, – призналась она. – А значит, можно не опасаться, что я хвачу лишку.
