Тейт изнеможенно вздохнул.
- Не позорьте себя, мистер Сермак, - он ссочувствием поглядел моего дедушку. – Должно быть, он испытал на себесобственный товар.
- Думаешь, я немой? - с дикими глазами спросилСермак. – У меня есть пленки, засранец. Я записывал каждый наш разговор, потому что знал, просто знал, что, если запахнет жаренным, ты менякинешь.
Тейт побледнел. Все в комнате замерли, будучине уверенными, что делать дальше.
- У вас есть записи, мистер Сермак? - спросилмой дедушка.
- Дюжины, - самодовольно ответил он. – Всёхранится в банковской ячейке. Ключ висит у меня на шее.
Один из мундиров запустил руку Сермаку подрубашку и достал маленький плоский ключик на цепочке.
- Нашел, - показывая его, сказал он.
А вот и необходимые доказательства.
Все взгляды устремились на Тейта. Он поправилворотник.
- Уверен, мы можем это прояснить.
Мой дедушка кивнул Катчеру, и они оба шагнулик Тейту.
- Почему бы нам не обсудить это в деловойчасти города?
В дверях кабинета появились еще четыреполицейских. Тейт позволил им войти и кивнул моему дедушке.
- И впрямь, почему нет? – вежливо ответил он,смотря вперед, пока покидал комнату.
За ним следовали маг, Омбудсмен и четверополицейских ДПЧ. Первые два мундира вели Пауля.
На меня обрушилась тишина.
***
Возможно, с тех пор как я выкинула кол, прошливсего лишь минуты. Но минуты казались часами, а часы днями. Я потерялачувство времени, пока наконец-то не успокоилась.
Я беспомощно сидела на роскошном ковре, держаруки на коленях, перед останками двух вампиров. Я смутно осознавала скорбь иненависть, сменявших друг друга. Но ничто не могло проникнуть сквозь толстуюоболочку шока, который удержал меня в вертикальном положении.
- Мерит.
Этот голос был грубее. Резче. Слова – низкие,тихие, бессмысленные звуки слов Малика – заставили поднять взгляд. Его глазабыли безжизненными, с явным отблеском скорби, отчаяния.
- Его больше нет, - убитым голосом сказала я.– Его больше нет.
Малик держал меня, пока в черные урны собиралипрах моего врага и моего любовника. После их запечатали и с осторожностьювынесли из кабинета Тейта.
Он держал меня, пока комната не опустелавновь.
- Мерит, нужно уходить. Тебе больше нечегоздесь делать.
Мне потребовалась минута, чтобы осознать,почему он там был. Почему Малик был на полу рядом со мной и ждал, чтобысопроводить меня домой.
Он был Вторым после Этана.
Но больше им не был.
Потому что Этан мертв.
Скорбь и ярость пересилили шок. Я бы рухнулана пол, если бы Малик не держал меня, сохраняя в вертикальном положении.
Этан.
Я стала вырываться. По щекам текли слезы,которые я попыталась унять.
- Пусти! Пусти! Пусти!
Я хныкала, кричала, издавала звуки, большепоходя на звереныша, чем на девушку, и начала колотить его. Кожу жгло в техместах, где его руки сжали мои.
- Пусти!
- Мерит, прекрати. Успокойся, - сказал он.
Новый Мастер, но я слышала лишь голос Этана.
ГЛАВА 25.
ВОЗВРАЩЕНИЕ К СВОЕЙ ЖИЗНИ.
В ту ночь мы скорбели открыто: на тротуаре уДома выставили в ряд восемь огромных японских барабанов тайко. Барабанщикиотбивали панихиду, пока прах Этана несли в Дом.
Я наблюдала за процессией из вестибюля. Изуважения и в целях охраны путешествия Этана в загробную жизнь Скот и Морган шливпереди. За ними - Малик, новый Мастер, участвующий в своем первомофициальном событии – перемещении останков своего предшественника взащищенный склеп в подвале Кадогана.
Когда урны поместили внутрь, а склеп закрыли изаперли вновь, ритм барабанов сменился с быстрого и яростного на медленный имрачный, предавая множество эмоций, которые я испытывала с течением ночи.
Печаль давила и истощала, но её еще и в равнойстепени дополняли гнев и страх. Я боялась, что Этан разговаривал с моим отцом,продал меня в пожизненный вампиризм, чтобы облегчить материальные заботы. И также сильно, я горевала о его утрате.
Мне хотелось ругаться с ним. Кричать на него.Плакать, орать и бить его кулаками в грудь, требуя, чтобы он себяреабилитировал, отрекся от этих слов, доказал мне свою невиновность.
Но я не могла, потому что он умер.
Жизнь продолжались без него. Как и скорбь.
Дом был украшен длинными полосками черногошелка, как и скульптура Христа. Она стояла в Гайд-Парке в память о горе, обЭтане и о потере.
Мы также скорбели негласно, на церемонии, гдеприсутствовали только члены Дома, на Озере Мичиган.
Вдоль дороги у озера были круги из камней. Мысобрались в одном из них. Все в черном – символ траура. Мы с Линдси стоялирядышком, держась за руки, смотря на зеркальную поверхность воды. Люк стоял сдругой стороны от нее, их пальцы были переплетены. Горе сломило стены, которыеЛиндси возвела между ними.
Незнакомый мне мужчина, говорил о радостяхбессмертия и о том, какую долгую жизнь посчастливилось прожить Этану. Носколько бы ты не прожил, жизнь никогда не кажется достаточно долгой. Вособенности, если она завершилась из-за решений и действий кого-то другого.
Малик, одетый в траурную мантию, нес к озерукроваво-красный амарант. Он опустилцветы в воду и оглянулся на нас.
- В «Потерянном Рае», Мильтон говорит, чтоамарант цвел у древа жизни. Но когда человек совершил смертельную ошибку,дерево переместили в рай, где оно продолжило расти вечность. Этан мудро правилсвоим Домом. С любовью. Остается лишь надеяться, что он сейчас там, где амарантцветет вечно.
Закончив, он повернулся к своей жене, котораясжала его руки в своих.
Линдси зарыдала и, отпустив мою руку,переместилась в объятия Люка. Он обнял её, закрыв глаза от облегчения.
Я стояла в одиночестве, радуясь их чувству.Любовь цвела как амарант, подумала я, посеяв семена в другом месте,несмотря на то, что все остальные забрали.
Спустя неделю Дом и его вампиры всё ещёгоревали. Но даже в горе жизнь продолжалась.
Малик въехал в кабинет Этана. Он не сменилобстановку, однако расположился за столом Этана. Я слышала бурчание в коридорахпо поводу этого решения, но сама не выражала недовольства. В конце концов, Дом– это предприятие, которым нужно руководить, по крайней мере, до приездараспорядителя.
