Тамара Вадимовна резко повернулась к сыну:
– Куда ты уходишь?!
– До Сереги же мы так и не дозвонились. Девчонка его тоже «не абонент». Доеду до хатки, проверю молодых. Вот твой телефон. Если он перезвонит, скажи, чтобы летел сюда.
Он положил на край стола мобильник, подмигнул Сотниковой.
– Юлек, ты же не против, если мы сегодня переночуем у тебя?
Девушка растерянно мяла пакет с рассыпным чаем, развела руками.
– Конечно, нет! В кладовке вроде и раскладушка есть. Будет на чем спать.
– Вообще огонь, – кивнул Александр.
– Я не хочу, чтобы ты уходил, – тихо, но твердо сказала Тамара Вадимовна.
Кравчук опустился на корточки рядом с матерью, взял ее за руку.
– Я скоро вернусь, ма. Надо проверить, как там Серега. Найду малого с подругой – и сюда вместе с ними. А ты постарайся поспать, хорошо?
Он приобнял маму за плечи, затем поднялся, кивнул Сотниковой:
– Проводи меня.
Они вышли в прихожую, Юля прикрыла за собой дверь на кухню.
– Саш, что случилось? – шепотом спросила она.
– Потом расскажу. Сейчас я хочу, чтобы ты чем-нибудь напоила мать. Она пережила большой стресс. Ей надо отдохнуть, выспаться. Меня не будет часа два, может, чуть больше.
– Куда ты уходишь?
Он отмахнулся.
– Надо кое-что уладить. Потом вернусь, и мы обо всем поговорим.
– Это как-то связано с Сухим?
Александр пристально всмотрелся в ее темно-карие глаза.
– Да. И с кем-то еще, кого я пока не знаю. – Он положил ладонь ей на плечо. – Извини, что мы – как снег на голову. Я без понятия, где еще мне укрыть маму.
– Не вопрос, – улыбнулась девушка.
Кравчук не мог отвести взгляд от ее глаз. Нервы мужчины были взвинчены почти до предела, и сейчас любая эмоция, положительная или отрицательная, воспринималась особенно остро.
– Мне пора, – наконец произнес Александр и вышел из квартиры.
Девушка наблюдала, как он сбегает по лестнице, прикрыла дверь.
Вернувшись на кухню, она внутренне ужаснулась тому, насколько уставшей, опустошенной и внезапно постаревшей выглядит Тамара Вадимовна. Будто из нее разом выкачали все силы. Женщина тяжело вздохнула.
– Юльчик, пожалуйста, скажи, что в твоей квартире есть сигареты…
Это была классическая немая сцена. Сухоставский, укутавшись в уютный пестрый халат, расположился в глубоком кресле за рабочим столом. Он развернулся вполоборота к вечерним гостям и молча смотрел на них. В окне за спиной Сухого светила яркая полная луна.
Генерал Громов расположился в кресле по левую руку от Сухого. Он закинул ногу на ногу и неторопливо потягивал предложенный кофе из фарфоровой кружки.
Владимир Данилович – по правую. Он сидел прямо, спокойно расположив руки на высоких подлокотниках. Чашка с нетронутым кофе одиноко стояла на журнальном столике чуть поодаль.
Предшествующий данному моменту двадцатиминутный разговор известного политического деятеля с сотрудниками ФСБ ожидаемо ни к чему не привел. Всеволод Петрович прямо отрицал свою заинтересованность «Объектом-17» и личностью Артема Лапшина. Генерал и заходил издалека, и бил прямо в лоб – но повсюду натыкался на непробиваемую стену отрицания со стороны политика.
Допив последний глоток кофе, Громов опустил чашку на блюдце, миролюбиво улыбнулся.
– Всеволод Петрович, я буду с вами откровенен. Те данные, которые по вашей просьбе установил полковник Крысин, находятся в ведении Службы по защите конституционного строя и борьбе с терроризмом – а это… более щекотливая плоскость, нежели коррупционные проявления.
Сухой вздохнул.
– Эдуард Евгеньевич, я, конечно, польщен тем, что предупредить меня прибыл аж целый генерал-майор. Но боюсь, товарищи, вы зря потратили свое время. С отечественным законодательством я знаком более чем хорошо.
Малахов взял со столика свою чашку, сделал пару неторопливых глотков. Кофе оказался уже остывшим, но довольно вкусным.
– В таком случае вам должны быть известны и меры пресечения по каждому из упомянутых пунктов, – продолжил Эдуард Евгеньевич. – И, что более важно, вы должны быть в курсе того, как работает государственная машина в вопросах борьбы с терроризмом и защиты гостайны. Денис Крысин сунул нос именно в одно из таких дел. А там и лес рубить будут, и щепки полетят…
Малахов отпил еще немного кофе, размеренным движением поставил чашку на столик. При этом свободной рукой он незаметно для Сухого осуществил закладку – прикрепил крохотное подслушивающее устройство к ножке кресла. Сухоставский увлекся беседой с генералом, поэтому действие Владимира Даниловича ускользнуло от его внимания.
– И даже вам, – говорил генерал, – в случае если вы все же имеете ко всему хоть какое-то отношение, может быть нанесен непоправимый ущерб.
Громов улыбнулся, развел руками.
– Господи, да хоть даже по коррупционной статье! В наш-то нелегкий век борьбы с этим аморальным явлением.
Сухоставский глубоко вздохнул – так вздыхают люди, терпеливо объясняющие другим прописные истины.
– Уважаемый Эдуард Евгеньевич, еще раз повторюсь абсолютно искренне. Я не имею ни малейшего отношения к тому, что у вас где-то там произошло. В противном случае вы бы сейчас говорили с моим адвокатом, а не со мной лично.
Сухой сделал паузу, добавляющую веса его словам.
– Однако я здесь один. Сам держу ответ на ваши вопросы. Более того, господа… позволю себе предположить, что если вы огласите причины, по которым заподозрили меня в пособничестве терроризму, уверен, я бы сумел все вам объяснить. Потому что ваши… предположения относительно противозаконных действий полковника Крысина и его связи со мной – ну это не серьезно, мужики. Ей-богу, детский сад.
Сухоставский окинул обоих гостей вопросительным взглядом. Мужчины хранили молчание.
– Что ж, в таком случае, Эдуард Евгеньевич, боюсь, вы и ваш внимательно изучающий меня спутник напрасно потратили свое время.
Он тяжело поднялся из кресла, обозначая, что встреча подошла к концу.
– Прошу меня извинить. Сегодня был тяжелый день, а я еще жду важный звонок.
– Да уж, – вздохнул Громов, поднимаясь, – вам о многом нужно подумать.
Сухой спрятал руки в карманы халата, демонстрируя, что никаких прощальных – как и двадцать минут назад приветственных – рукопожатий не будет.
– Охранник проводит вас, товарищи. Всего хорошего.
Мужчины вышли из кабинета в коридор, где их уже ожидал плечистый парень в черных брюках и пиджаке. В его молчаливом обществе они направились к лестнице на первый этаж.
