Ознакомительная версия. Доступно 19 страниц из 92
Это не его одеяло, у него серое.
Он постепенно пришел в себя и понял, что ошибся. Одеяло потемнело от крови, уже свернувшейся и образовавшей толстую багрово-черную корку. Наверное, в глубоком сне он не заметил, как начал кашлять. Такая же корка на подбородке и на шее. Он посмотрел в зеркало – кожа настолько бледна, что кажется прозрачной. Сколько же крови он потерял?
Посмотрел на пальцы. Тоже белые как мел. Он встал и чуть не упал – в ногах не было чувствительности. С таким же успехом это могли быть деревянные протезы. Он кое-как добрался до ведра с водой. Вода замерзла, и, если Юханнесу Балку удалось пробить ледяную корку пальцем, ему пришлось несколько раз ударить обернутым в тряпку кулаком. Налил воды в рукомойник, умылся, оттер с лица черные струпья свернувшейся крови и напился прямо из ведра. Постарался выпить как можно больше, опасаясь обезвоживания. Жажда – верный признак, что он потерял немало жидкости.
Преодолевая слабость, оделся, спустился в кухню и послал служанку за дрожками. Ему надо в Город между мостами. Встретиться с Микелем Карделем.
Пар от свежесваренного кофе поднимался к потолочным балкам кофейни «Малая Биржа». Несмотря на раннее утро, народу довольно много: ранние пташки и школяры вперемежку со страдающими от похмелья беднягами и наемными работниками, желающими подкрепиться чашкой кофе перед встречей с работодателем. Сесил Винге опоздал на встречу, но угрызения совести прекратились, когда он увидел, что Карделя еще нет. Сесил Винге погрузился в невеселые мысли. Он сидел почти неподвижно, изредка поднося к губам дымящуюся чашку, пока на пороге не появилась внушительная фигура, занявшая почти весь дверной пролет. Пальт потоптался у порога, сбивая снег с сапог, а потом отряхнулся с почти собачьей резвостью.
– Прошу извинить. Наткнулся на Блума… его мотало от фасада к фасаду на Свартмангатан. Совесть не позволила оставить его в таком виде, так что я чуть не на руках донес беднягу в Индебету и заволок в его контору. Пусть проспится, не рискуя замерзнуть насмерть.
– Что он праздновал?
– Наоборот… не так легко было понять, что он бормочет, но все-таки я сообразил, что пришла депеша – завтра сюда явится Ульхольм со всеми своими пожитками. Новый полицеймейстер. Он, как я понял, уже готов занять кресло Норлина, примерить его мантию. У Блума, конечно, есть свои недостатки, но в душе он все-таки неплохой парень, с совестью, и ему вовсе не улыбается служить под началом откровенного жулика. Вот он и надрался с горя. А вы, Сесил? Что вам удалось вытянуть из Балка?
– Юханнес Балк поведал историю, которую можно почитать руководством по воспитанию монстров. Я и раньше осознавал, но никогда с такой ясностью, Жан Мишель: никто не становится чудовищем, не побывав предварительно жертвой. Но я еще не закончил. Кое-что в его рассказе не рифмуется. Прежде чем я встречусь с ним опять, я должен либо подтвердить, либо отвергнуть мои подозрения.
Микель Кардель посмотрел на свою деревянную руку и вспомнил все нанесенные ею жестокие, часто незаслуженные удары. Кому-кому, а ему было нечего возразить Винге. Он побывал жертвой и вполне мог бы стать чудовищем.
– Жан Мишель, я хочу вас кое о чем попросить.
– От вас – любая просьба.
– Мне нужно выиграть время до появления Ульхольма. Хотя бы один день.
Кардель удивился:
– А чем Ульхольм может вам помешать, если займет кресло полицеймейстера?
– Думаю, что он выберет линию наименьшего сопротивления и немедленно освободит меня от данных мне Норлином полномочий. Объявит расследование законченным и отпустит Балка в ту же минуту, как узнает о его существовании.
– Но как же так? Ведь даже у полицеймейстера нет неограниченной власти. Почему тогда не судить Балка немедленно? Уж процесс-то он отменить не сможет?
Винге наградил Карделя взглядом, полным уважения и понимания.
– Я хочу понять до конца мотив Балка, прежде чем зарегистрировать его в суде и внести его имя в протокол. Только тогда я могу решить, как провести судебный процесс. Поэтому, Жан Мишель, мне нужен еще один день. Всего один день. Если вы сможете это устроить, есть надежда.
– Надежда? На что?
– Поверьте, я ничего не собираюсь от вас скрывать, но сейчас у меня совершенно нет времени. Умоляю вас набраться терпения.
– И как вы это себе представляете? Как бывший пальт может остановить заступающего на должность полицеймейстера?
– На этот вопрос у меня нет ответа, Жан Мишель, и главное, я не могу предложить вам помощь. У меня есть срочное дело, даже не дело, а долг. И я обязан его выполнить.
Кардель запустил руку в шевелюру, состроил задумчивую гримасу и некоторое время сидел молча, выстукивая деревянной рукой по столу военный марш. Примерно через минуту он поднял голову и, весело прищурившись, посмотрел на Винге:
– Если этот один день – все, что вам нужно, вы его получите.
Он развернулся на скамье и помахал служанке.
– Девочка, милая… забери у меня этот чертов кофе и принеси перегонного. Микелю Карделю надо подумать. Ничто так не стимулирует вдохновение, как стаканчик крепкого.
Винге оставил его и двинулся к Жженой Пустоши, пригибаясь под ветром. Он прижал платок к губам и старался дышать как можно реже и поверхностнее, панически боясь неосторожно вдохнуть колючий ледяной воздух и закашляться. Не отнимая платок, он набрал горсть снега, потер лицо и пересек площадь.
14
На углу Престгатан, по дороге на рынок на Большой площади, Анна Стина частенько видит нищего. Он сидит на двух чурбаках – соорудил некоторое подобие табуретки и выставил вперед руки, источник пропитания. Настолько жуткого вида, что прохожий либо останавливается поглазеть, либо в ужасе отворачивается.
И это не следствие ожога. Кажется, неведомый скульптор обратил его плоть в воск, отлил в странные, привидевшиеся ему в ночном кошмаре формы и оставил застывать. Короткие пальцы без ногтей, ладони в странных буграх и провалах, а розоватая кожа тонка и мягка, как у новорожденного.
Обычно Анна Стина проходит мимо и отводит глаза, но на этот раз ей нужен именно он, этот нищий. И надо же – на обычном месте его нет. Придется ждать. Она топчется на снегу, стараясь согреться. Кажется, прошла вечность, пока он появился, этот нищий, с чурбаками под мышкой и обернутыми в валяную подстилку руками. Она дала ему время привести в порядок рабочее место, дождалась, пока он размотает тряпку, постелет ее на табуретку и выставит на всеобщее обозрение свои страшные руки. Мертвые руки, на которых не тают снежинки.
Анна Стина подошла и протянула ему сэкономленный от собственного завтрака хлеб.
Нищий поморгал, ошеломленный несоответствием щедрости подаяния и обликом дарительницы, и спросил настороженно:
– Благослови тебя Бог, дитя, чем я заслужил такую милость?
– Хочу послушать, что случилось с твоими руками.
Ознакомительная версия. Доступно 19 страниц из 92
