Встреча с матросом должна была состояться неподалеку от пивнушки на Первой стрит — немощеном проезде, тянувшемся вдоль доков. Катарина заметила его среди пивных бочек, громоздившихся у деревянной стены заведения. Она оглядела улицу, но не заметила ничего необычного — только несколько медленно ползущих телег, спешащие по своим делам мужчины, торговка пирогами с рыбой, слоняющаяся по улице проститутка. Неподалеку от верфи ребятишки играли в мяч. Но через мгновение ее кровь застыла, и по коже побежали мурашки. Рядом с ближайшим доком на якоре покачивался «Клинок морей».
Катарина замедлила шаг, глядя на пиратское судно. На палубе матросы подготавливали корабли к стоянке; грузчики выгружали на причал ящики и бочки. Она принялась вглядываться, надеясь в последний раз увидеть Лэма, прежде чем спрячется на корабле, который должен увезти ее с острова.
Катарина подскочила от неожиданности и тут же облегченно вздохнула, увидев знакомое лицо матроса.
— Этим утром.
Лэм появился несколько часов назад — и она его еще не видела? Может, он все еще на борту, присматривает за разгрузкой награбленного? Она должна бы чувствовать вовсе не обиду, а облегчение оттого, что он не поспешил немедленно встретиться с ней.
— До самого Белфаста, миледи, — с улыбкой ответил матрос.
Катарина зажмурилась, внезапно охваченная нерешительностью, полная сомнений. Ей не хотелось уезжать, но она была должна. И все же она не могла уехать, не попрощавшись с Лэмом. Однако если она и вправду решилась бежать, она не должна тянуть, ей нельзя возвращаться, чтобы увидеться с ним, — она должна поскорее перебраться на свой корабль. Ей оказалось чересчур легко представить себя в его объятиях, и она подозревала, что если сейчас не уедет, то останется здесь насовсем.
А где капитан Лэм? — хрипло выговорила она. Матрос нерешительно посмотрел на нее. Катарина облизнула губы, пытаясь собрать всю свою решимость уехать — решимость, в которой она до сих пор не сомневалась.
Я здесь, Катарина, — сказал Лэм очень мягко и очень угрожающе.
Катарина почувствовала, что земля уходит из-под ее ног. Она резко повернулась. Сзади стоял Лэм, холодно глядя на нее. На его запястье висело рубиновое ожерелье, которым она подкупила матроса.
Глава двадцать четвертая
Лэм бросил бесценное ожерелье матросу.
— Оставь его себе, Жако. Неплохо сделано.
Катарина прижала руку к губам, широко раскрыв глаза, в которых застыл страх. Жако с ухмылкой засунул ожерелье в карман, четко отсалютовал Лэму и ушел. Катарина посмотрела Лэму в глаза. От его взгляда в ней все застыло.
Он был ужасно рассержен, и она должна была бы его бояться. Но теперь ее сердце почему-то стало успокаиваться. На самом деле Катарина даже чувствовала какое-то облегчение.
Он схватил ее за руку и рывком притянул к себе.
Я не думал, что вы настолько несчастливы, Катарина.
Она не сводила глаз с его красивого лица. О Господи. Она и вправду чувствовала облегчение. На самом деле ей вовсе не хотелось сбежать от него, вовсе нет.
Стиснув зубы, он чуть встряхнул ее, чтобы привлечь к себе внимание.
Я не думал, что вы настолько несчастливы, — сердито повторил он.
Ее глаза наполнились слезами, и она ответила не сразу:
— Я… я не была такой уж несчастной, Лэм.
— Тогда зачем? — требовательно спросил он. — Зачем все это?
Несмотря на неодолимое желание броситься в его объятия, она стояла совершенно неподвижно.
Это был мой долг по отношению к самой себе. Он уставился на нее.
Я не могла просто смириться с тем, что произошло, — негромко сказала она.
Он окинул ее взглядом.
В моем присутствии вы никогда не выказывали ни малейшего неповиновения.
Она поняла, на что он намекает, и вспыхнула.
— Это несправедливо.
— Жизнь вряд ли справедлива. И я устал от вашего ханжества. — Он подтолкнул ее в том направлении, откуда пришел.
Катарина вначале старалась не отставать от него, пытаясь высвободиться, потом сдалась, потому что ей стало ясно, что он хочет именно тащить ее. Она осознавала, что встречные с откровенным любопытством смотрят на них, и замечала улыбки на лицах мужчин.
Он все ускорял и без того быстрые шаги, и она стала спотыкаться. Только его железная хватка не позволяла ей упасть.
— Что вы собираетесь делать? — обеспокоено спросила она.
Его глаза напоминали лед.
— Мы с этим покончим раз и навсегда.
— Что вы имеете в виду?
В ответ он лишь неприятно улыбнулся. Катарине стало страшно. Он был очень рассержен, он не понимал, что на самом деле ей вовсе не хочется его оставлять, а она пока еще не была готова открыть ему свое сердце. Она даже представить не могла, что он теперь собирается с ней сделать. Вдруг он резко свернул направо и потащил ее в центр поселка.
— Я желаю знать, куда вы меня ведете, — задыхаясь, проговорила Катарина, с трудом поспевая за ним.
— В церковь, — ответил он, не глядя на нее. Внезапно за рощицей покачивающихся на легком ветерке берез Катарина увидела свежепобеленные стены церкви и возвышающийся к небу серый шпиль с золотистым крестом. До нее вдруг стало доходить, что он задумал, но наверняка она ошибалась!
Остановитесь, Лэм, в этом нет никакого смысла! — воскликнула она.
Вместо ответа он протащил ее по мощенной каменными плитами дорожке с бордюром из синих фиалок и подтолкнул вверх по трем ступеням в церковь.
— О чем вы только думаете? — выдохнула она, когда он толкнул плечом дверь. Дверь с грохотом распахнулась.
— На этот раз мы поженимся, — заявил он.
В церкви было прохладно, темно и поразительно тихо. Каждую сторону прохода украшали окна с разноцветными стеклами. Прямо напротив возвышался алтарь. Увидев огромное золотое распятие, Катарина поняла, что церковь католическая, но это ее ничуть не успокоило. Она лишь почувствовала еще большее смятение.
Лэм, — с отчаянием сказала она, — ведь я уже замужем, вы же знаете.
Он холодно посмотрел ей в глаза.
— Я знаю только то, что ваш брак с Хоуком не был завершен. Может быть, он уже развелся с вами. В любом случае вам наверняка известно, что Папа Римский не признает браков между католиками и еретиками. С точки зрения вашей собственной церкви, Катарина, вы с Хоуком не состоите в браке.
— Но вы протестант, — неуверенно возразила она, начиная понимать, что он настроен серьезно. Конечно же она знала, что он говорит правду.