Первым на высокое крыльцо взбежал исполнительный адъютант, он же постарался успокоить запаниковавших родственников пастуха, оказалось, что тот не объявлялся дома уже вторые сутки. Видно было, что часть родных собралась в дальнюю дорогу, в прихожей на лавках высились тугие чемоданы и объемистые сумки. Около наряженной елки приплясывал под присмотром нервной на вид молодайки голопузый карапуз, за столом сидели пожилая женщина в платке и ладный мужчина с крепкими рабочими руками. С печки взирала на вошедших древняя старуха. Генерал, сняв папаху, прошагал скрипучими сапогами к столу, опустился на неуклюжий табурет. К нему потянулся ребенок.
— Отойди, говорю, — резко прикрикнула на него, видимо, дочь пастуха. — Не видишь, дядя приехал нас арестовывать.
— За что вас арестовывать! — заворчал генерал нарочито простодушно. Слова женщины не пролетели мимо ушей незамеченными. — Признавайтесь, что вы успели натворить?
— Ничего мы не сделали, — отозвалась молодая женщина с вызовом, подхватив сына на руки. — Только милиция по гостям за просто так не шастает.
— Мы пришли не в гости, а по делу, — ухмыльнулся высший милицейский чин области.
— Вот именно, дело заводить.
— Перестань, — резко обрвал молодайку мужчина за столом. — У каждого своя работа, которую он исполняет.
— Исполнителями бывают подчиненные, а тут сам генерал пожаловал.
— Ну и что? Произошло серьезное событие, трупы, и все такое…
— А почему вас обеспокоило, что приехал сам генерал? — начальник Управления внимательно присмотрелся к спорщице. — Разве главам ведомств отменили обязанность проверять работу своих подчиненных? Или причина вашего раздражения кроется в другом?
— Такого раньше не было, — угнулась та.
— Раньше многого не было, тем более, трупов.
— Да не слушайте вы ее, она сама не знает, что говорит, — замахала руками пожилая женщина. — Отец второй день дома не объявлялся, вот нервы-то и не выдерживают.
— Это ваши вещи в прихожей? — одобрительно взглянув на мать, снова обратился генерал к молодайке.
— Наши, а чьи-ж, — отозвалась она неприязненно.
— Родной отец неизвестно куда пропал, на носу Новый год, а вы собрались уезжать, — взялся опытный сыскарь раскручивать простую на первый взгляд ситуацию. — Нехорошо получается.
— А что нам здесь делать, в этой глуши? Ни в люди выйти, ни помощи существенной, одни разговоры про коров, да про хозяйство, — вскипела женщина, перекинув ребенка на другую руку. — Овцам, свиньям корма задай, курам с утками тоже, лошадь застоялась. А тут собак целое подворье, их тоже надо накормить.
— А как ты хотела, милая, вон, целые сумки наложила, — всплеснула мать руками. — Откуда оно прибудет, если ухаживать не станем?
— Деньги надо делать, а не свиней откармливать, — взвилась дочь. — За них в магазинах можно что хочешь купить.
— На чем делать? — прищурился генерал.
— На том… знаем, на чем.
— Дочка, быстро же ты стала родной дом забывать, — произнесла мать с укором.
— Поскорее бы его вообще из головы выкинуть, одни попреки, что деревенская. Отец… подкинул копеечку, и был таков.
— Но все-таки подкинул? — насторожился генерал.
— Еще не поняли, зачем он приехал? Говорила вам, что генералы за так по деревенским домам не расхаживают, — указала молодайка на него. — Не зря батяня уединялся, да по ночам бабками после поездок в Ростов шуршал. Он решил милицию обогатить, вместо того, чтобы поделиться с нами.
— Чем обогатить? — прищурился начальник Управления. — Мы еще ничего от него не получили.
— И не получите, родной дочери по крохам отслюнявливал, остальное норовил спрятать по углам с застрехами.
— А вы нашли?
— Если бы нашли, нас бы тут уже не было.
— А все-таки, о чем, собственно, разговор? — генерал снял перчатки, положил их на колени. — Может, поделитесь и с нами?
— Пускай, вон, мать делится, — махнула молодайка кистью в сторону пожилой женщины. — Если по умному не сумели распорядиться.
Женщина посмотрела с изумлением в сторону дочери, видимо осознав, что теперь непрошенных гостей не удастся спровадить несолоно хлебавши, опустила голову. Затем поднялась с табуретки, прошла к лежанке:
— Мать, подай-ка мне энто кольцо, что я отдала тебе спрятать, — попросила она старуху.
— Какое? С беленькой зерниночкой? — скрипуче отозвалась та.
— А у нас, что, еще какие есть?
— А как же, помню, мы вам с отцом по колечку на свадьбу отвалили. Тебе сережки вдобавок…
— Те пусть лежат, — оборвала женщина старуху. — Энто дай, завязанное в платочек.
Бабка долго шарилась в углу лежанки, пока с кряхтением не протянула белый носовой платок, завязанный узелком. В горнице стояла напряженная тишина, генерал разглаживал на коленях перчатки, двое подчиненных продолжали вместе с адъютантом торчать в разных местах просторной комнаты, мужчина за столом с интересом развернулся к печке. Только молодайка, прижав пацаненка к груди, зыркала ненасытным взглядом на мать и на платок в ее руках. Женщина, вернувшись на место, развязала узел, на разноцветную клеенку выкатился замысловатый женский перстень с белым камешком в обрамлении золотых лепестков. Лампочка под абажюром, засиженная мухами, источала тусклый свет, но и его оказалось достаточно, чтобы камешек вдруг сыпанул длинными искорками, приковав к себе взгляды окружающих. Молодайка быстро спустила ребенка с рук:
— Во-от оно что, а мне так ничего и не сказала, — она покосилась на большого начальника. — Все по углам прятали, да деньги мусолили — сколько дать нам, а сколько оставить себе. Отвалите теперь задарма вон тому, с большими звездами, уж он распорядится, будьте спокойны.
— Дочка, что прятать-то, это колечко одно и было, — посмотрела на генерала и пожилая женщина. — Я денег сроду не видела, что накопили, все до копейки вам выложили.
— Мне тоже колечко ни к чему, — пробурчал большой гость как бы равнодушно, испытующе взглянув на хозяйку. То, о чем он делал лишь предположения, подтверждалось, — Разве что посмотреть и задать пару вопросов по поводу его объявления у вас. Перстенек на вид старинный.
— Почему ты ничего не сказала? — не могла успокоиться дочка, не отрывая глаз от кольца, ее начала накрывать истерика. — Что вы за люди, горбатились всю жизнь, а толку никакого!
— Не наговаривай напраслину, мы работали на одну тебя. А перестенек я спрятала на черный день, ото всех, — мать безнадежно махнула рукой. — Все равно вам бы перед вашим отъездом и отдала.
— Можно посмотреть? — попросил генерал.
Адъютант подошел к столу, взял перестень и передал начальнику, тот поднес его к лицу, пристально всмотрелся в переплетения золотых нитей. Увидел под окружившими камешек листочками две отлитые старинной вязью буквы Е и В, профессионально отметил, что бриллиант чистой воды, тянет на вид не меньше, чем на полкарата. Внутри ободка стояло сбоку клеймо мастера с Георгием Победоносцем на вздыбленном коне и с копьем в руках. Колечко, скорее всего, отливалось в частной ювелирной мастерской, на царских изделиях обычно отпечатывалась лишь одна женская головка с пятдесят шестой пробой рядом. Работа была изумительно невесомой, листочки на длинных стебельках перевивались не только друг с другом, они еще создавали неповторимые узоры, переходящие лишь к середине перстенька в овальный узенький ободок. На каждом, почти прозрачном, просматривались тончайшие прожилки, словно их только что сорвали. Все они обрамляли цветок, сердцевиной которого был идеально ограненный бриллиант. Генерал, пожевав сухими губами, затемнил для порядка колечко пальцами, согнутыми кружком, приник глазом к щели. Внутри трубочки исходил светом настоящий бриллиант, сомнений в его подлинности быть не могло.
