«Эта дама весьма богата, ибо король сделал ей немало щедрых подарков. Будучи неимоверно алчной, она стремится накопить как можно больше, пуская в ход любые средства. Состояние герцогини унаследуют две дочери — единственные ее дети, одна из которых замужем за герцогом Буйонским, а другая — супруга сеньора д’Омаля».
Внешне в королевском «тройственном союзе» царил мир. После скандала, разразившегося из-за связи Генриха с леди Флеминг, король стал тщательно скрывать свои временные увлечения. По словам Брантома, ему очень ловко удавалось ускользнуть от надзора Дианы и королевы[511]:
«Весьма склонный к любви, но также крайне почтительный к дамам и скрытный, а следовательно, любимый и тепло принимаемый ими, когда порой вместо собственной постели ему случалось предпочесть ложе ожидавшей сего дамы, король пробирался туда лишь по тайным галереям Сен-Жермена, Блуа и Фонтенбло, пользуясь скрытыми лесенками, закоулками и мало кому известными ходами своих замков, а плюс к тому Генриха II неизменно сопровождал доверенный лакей [Пьер де Гриффон], шествовавший впереди с рогатиной и факелом в руках. А король шел следом, прикрывая лицо плащом или держа под мышкой ночную рубашку и шпагу. Возлегши же с дамою, он клал свою рогатину у изголовья, а Гриффона выставлял у крепко запертой двери, где тот либо дежурил, либо спал».
Имена этих не слишком стойких красавиц нам неизвестны, за исключением одной из последних «второстепенных» любовниц. Николь де Савиньи. родившей в 1558 году мальчика, в очередной раз нареченного Генрихом, но так и не признанного королем. Эта дама была замужем за Жаном де Вилем, сеньором де Сен-Реми, и в отношении отцовства навсегда остались сомнения. Впрочем, позже Генрих де Сен-Реми получил от короля Генриха III в дар 30 тысяч экю и право включить в гербовую символику три золотые лилии. Ему суждено было стать предком графини де Ла Мот-Валуа, авантюристки, прославившейся историей с колье королевы в царствование Людовика XVI[512].
Что касается Екатерины, то ее, по-видимому, тайные похождения короля беспокоили гораздо меньше, чем знаки любви, по-прежнему публично расточаемые им Диане. Однако она старалась скрывать ревность, чтобы не отдалить от себя мужа. Однажды Екатерина напишет своей старшей дочери Елизавете, ставшей королевой Испании: «Я так его любила, что всегда боялась». В распоряжениях государственному секретарю Бельевру, которого она в 1584 году посылала к другой дочери, Маргарите, надеясь помирить ее с ветреным супругом, Генрихом Наваррским, Екатерина позволила себе сделать еще одно признание: «Я радушно принимала мадам де Валентинуа, ибо король [вынуждал меня к тому], и при этом я всегда давала ей почувствовать, что поступаю так к величайшему своему сожалению, ибо никогда жена, любящая своего мужа, не любила его шлюху, а иначе ее не назовешь, как бы особам нашего положения ни было тягостно произносить подобные слова»[513].
Однажды ненависть Екатерины проявилась столь явно, что герцог де Немур предложил плеснуть кислоты в лицо ее соперницы. Позже он напомнил об этом королеве — государственный секретарь Клод д’Обепин упоминает этот случай в письме к своему брату, епископу Лиможскому: «Королева долго смеялась, увидев поверх бумаг письмо герцога Немурского с сими подчеркнутыми строками, напоминающими, как она желала прибегнуть к его услугам в те времена, когда ее так гневила мадам де Валентинуа, что впору было плеснуть герцогине в лицо дистиллированной азотной кислоты — вроде бы в шутку, от которой однако та навеки осталась бы изуродованной. Таким образом Ее Величество якобы надеялась отвратить от оной особы своего покойного супруга, но сие так и не было исполнено, ибо королева успела переменить решение. Прошу вас, сожгите это письмо сразу же по прочтении»[514].
К мукам ревности присовокуплялись тревоги о будущем. Вынужденная быть в первую очередь матерью и лишь потом — королевой, Екатерина рассчитывала, что дети укрепят ее власть в противовес фаворитке. В августе 1555 года она получила от короля разрешение принять в Блуа мага и ясновидца из Салон-де-Прованса Мишеля де Нотр-Дама, называемого Нострадамусом и опубликовавшего в марте того же года свои знаменитые «Центурии». Королева попросила Нострадамуса составить гороскоп для королевских детей Франции. В замке, где они жили в то время, Екатерина повелела возвести над башней дю Фуа небольшой павильон, откуда можно было наблюдать за звездами. На двери выгравировали надпись «Uraniae sacrum», обозначившую его как «Храм Урании», богини Неба. Позже, в октябре 1559 года, Екатерина при посредничестве Кома Руджиери вопросила магическое зеркало в своем замке Шомон-сюр-Луар и якобы видела сыновей, которые появлялись и кружили вдоль рамы столько раз, сколько лет им суждено было править. Еще будучи дофиной, она просила известного астролога, епископа Читтадукале Люка Горика вопросить звезды о будущем царствовании своего супруга. Предсказания Горика, опубликованные в Венеции в 1552 году, рекомендовали Генриху проявлять особую осторожность, когда его возраст приблизится к сорока годам, ибо именно тогда ему будет угрожать серьезное ранение в голову[515].
